Птички - [16]
Люси(вне себя)…зато его избивали в Божоне и он три года работал у Рено простым рабочим. И ездит он на малолитражке. И в дни демонстраций не отправляется к Бастилии задворками в роскошном «Мазерати», принадлежащем Дюплесси-Морле.
Мелюзина(вскакивает, орет ей в ответ). Дюплесси-Морле выбирает марки машин, какие хочет. И его миллионы, милочка, никого, кроме него, не касаются. А его машину и шофера я беру, потому что у меня нет других и потому что я всегда была слишком нервной, чтобы научиться самой водить. И его набитый кошелек мне так же противен, как и вам. Впрочем, он прекрасно знает, что, когда структуры этого омерзительного общества будут изменены, его первого заставят выложить все денежки до последнего су. Полностью!
Дюплесси-Морле(любезно, Шефу). Если что останется. Ибо приближение этой революции, которая все никак не приблизится, обходится так дорого, что мой капитал может оказаться вещью сугубо теоретической. Я, голубчик мой, окажусь выпотрошенным раньше. Мой дед содержал половину кордебалета «Гранд-Опера». Домашние упрекали его в том, что этим он сильно порастряс фамильный аспирин. А балеринки, поверьте мне, обходятся дешевле гошистов. И потом, от них все-таки бывали компенсации.
Мелюзина(визжит, трагически). Все-таки вы низкий человек, Дюплесси-Морле! А я люблю народ! И запрещаю вам сомневаться в этом, глупая скотина! У меня это идет от нутра! И стоимость ваших автомобилей здесь ни при чем.
Арчибальд(важно). В самом деле, Дюплесси-Морле, думаю, что понимание народной действительности, чаяний, нужд, прав народа не имеет ничего общего с привычкой — сугубо временной — к относительному комфорту социального класса, в котором мы волей судеб были рождены.
Роза(обносит напитками всех присутствующих). Еще немного шотландского виски?
Арчибальд(рассеянно). Нет, пожалуй, немножко бурбонского.[9] По-настоящему я люблю только бурбонское. (Продолжает прерванное рассуждение.) Главное — наши убеждения. И сомневаться в этом — значит играть на руку реакции.
Мелюзина(к Дюплесси-Морле). Да, у меня три норковых манто! Да! Одно, кстати, протерто до дыр. Но эти манто для меня ничто. Главное то, что я делаю. Сартр сказал, что человек — это сумма его поступков. Я прекрасно умею обходиться джинсами и водолазкой. И вы это знаете так же хорошо, как я.
Арчибальд. Мне кажется знаменательным и очень существенным, что в среде прогнивших буржуа — они в своей гнили так же невиновны, как народ в своей нищете и бескультурии, — зарождается самосознание. (Констатирует.) Кончилось бурбонское. Пойду принесу. (Выходит.)
Труда(слушает с разинутым ртом, тихо, Шефу). О чем они говорят?
Шеф(четко). Вздор.
Труда(встает, приседает). Спокойной ночи, мсье. Мне пора идти к ребенку. И потом, из-за того что я плохо знаю французский, я не все еще достаточно хорошо понимаю.
Шеф. Успокойтесь. Я безупречно владею французским, но тоже не понимаю. Доброй ночи!
Труда поднимается наверх.
(Оборачиваясь к Дюплесси-Морле.) Что если нам вернуться к телятине? Все веселей.
Дюплесси-Морле(только того и ждал). Охотно. Итак, на чем я остановился? Тем хуже, начну сначала. (Читает.) «Хорошая телятина не подводит. Кто бы сказал, что в глубине невзрачного тупичка, в одном из самых простонародных, я бы даже сказал, самом простонародном из пригородов столицы можно получить самое аристократическое из телячьих сотэ? Выдержанное, ароматное, легкое, с тем неуловимым привкусом, который умеют придавать своим блюдам лишь домашние хозяйки, но в то же время сотэ, деликатное на вкус и аппетитное на вид, принципиальное в своей верности классической моркови и дерзостно-храброе в выборе сортов лука…».
Внезапно врывается Арчибальд, вопя как сумасшедший.
Арчибальд. Прекратите! Прекратите! Прекратите!
Дюплесси-Морле (в ярости). Опять! Да надо мной здесь издеваются!
Арчибальд(к Люси, кричит). Там Грацциано! У него автомат! Дверь! Быстрей дверь! Немедленно вызывайте полицию! (Прячется за кресло, визжит.) Спрячьте меня! Меня нужно спрятать! Заслоните меня! Он тогда не посмеет стрелять!
Шеф(выходит вперед). Ну, что вы так кричите? Что происходит?
Люси(блокирует дверь). Это Грацциано. Он в прихожей. У него автомат. Он ищет Арчибальда. Он повсюду говорит, что он его убьет.
Шеф. За его книги? Они, конечно, дурны, но все же…
Арчибальд(ища угол небезопасней). Необходимо меня спрятать! Необходимо меня спрятать! И немедленно предупредить полицию! Он же сицилиец! Вы не знаете, какие они звери!
Шеф. Да ведите же себя приличней, бог мой! Ведь смешно же так паниковать. Этот человек, конечно, просто пугает! Парижские издатели не стреляют своих авторов из автомата, что бы они там ни сделали. Есть другие способы! Я пойду поговорю с ним!
Арчибальд(воет). Нет! Не открывайте! Он меня застрелит! Я спал с его дочерью!
Шеф(останавливается, удивленно). Ну и что?
Арчибальд. Не со старшей. Не с той, которая замужем. С той все спят! С младшей!
Шеф(вскрикивает). Но ей двенадцать лет!
Арчибальд(выдыхает). Пятнадцать. А на вид все восемнадцать.
Стук в дверь. Все присутствующие из глубины своих кресел смотрят в направлении двери.
(Выдыхает.) Только не открывайте! Давайте сделаем вид, что нас здесь нет. Он меня пристрелит.
Пьеса Ануя, основанная на сюжете трагедии Еврипида, вскрывает состояние современного общества, его болезни — губительную для личности некоммуникабельность, стремление к успеху любой ценой, цинизм. При этом проблемы замалчиваются, а общество предаётся бездумным развлечениям, что в результате выливается в страшные социальные недуги — агрессию, ксенофобию, расизм.
В основе спектакля лежит интеллектуальная пьеса Жана Ануя, которая, впрочем, служит лишь предлогом для данного сценического повествования — спектакль выходит далеко за рамки написанного. Действие разворачивается в послевоенной Франции, на некоем заштатном курорте, постояльцев которого призван развлекать небольшой оркестр.Каждый из оркестрантов рассказывает трагические эпизоды своей жизни, заново проживая их перед зрителями. Но это не просто история одного оркестра, это история всего человечества, причем преподнесенная нам под увеличительным стеклом, во всей своей правде и неприглядности.
Костюмированная драма «Бал воров» известного французского драматурга Жана Ануя, которую сам автор назвал «комедия-балет», сильно отличается от всех других его произведений. Компания мелких жуликов разрушает спокойствие курортного городка — самый удачливый из них похищает не только бриллианты, но и любовь местной красавицы. Ей приходится делать выбор между криминальным миром и миром высшего общества.
Жан Ануй (1910 — 1987). Известный французский драматург. Комедии Ж. Ануя — трагикомедии, фарсы и водевили составили несколько циклов, каждый из которых, отличаясь тематическим и стилевым единством, во многом близок литературе экзистенционализма — проблемесуществования человека в абсурдном мире. Особое внимание в своих поздних произведениях Ж. Ануй уделяет извечному конфликту поколений, бессмысленности и бесперспективности политической борьбы, гнетущей повторяемости исторических ошибок и преступлений.
Трагикомический рассказ о поэте, который пытался прожить свою жизнь легко, не обременяя себя и окружающих сильными страстями…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Признаться своему лучшему другу, что вы любовник его дочери — дело очень деликатное. А если он к тому же крестный отец мафии — то и очень опасное…У Этьена, адвоката и лучшего друга мафиозо Карлоса, день не заладился с утра: у него роман с дочерью Карлоса, которая хочет за него замуж, а он небезосновательно боится, что Карлос об этом узнает и не так поймет… У него в ванной протечка — и залита квартира соседа снизу, буддиста… А главное — с утра является Карлос, который назначил квартиру Этьена местом для передачи продажному полицейскому крупной взятки… Деньги, мафия, полиция, любовь, предательство… Путаница и комические ситуации, разрешающиеся самым неожиданным образом.
Французская комедия положений в лучших традициях с элементами театра абсурда. Сорокалетний Ален Боман женат на Натали, которая стареет в семь раз быстрее него, но сама не замечает этого. Неспособный вынести жизни с женщиной, которая годится ему в бабушки, Ален Боман предлагает Эрве, работающему в его компании стажером, позаботиться о жене. Эрве, который видит в Натали не бабушку, а молодую привлекательную тридцатипятилетнюю женщину, охотно соглашается. Сколько лет на самом деле Натали? Или рутина супружеской жизни в свела Алена Бомона с ума? Или это галлюцинации мужа, который не может объективно оценить свою жену? Автор — Себастьян Тьери, которого критики называют новой звездой французской драматургии.
Двое людей, Он и Она, встречаются через равные промежутки времени, любят друг друга. Но расстаться со своими прежними семьями не могут, или не хотят. Перед нами проходят 30 лет их жизни и редких встреч в разных городах и странах. И именно этот срез, тридцатилетний срез жизни нашей страны, стань он предметом исследования драматурга и режиссера, мог бы вытянуть пьесу на самый высокий уровень.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Простая деревенская девушка Диана неожиданно для себя узнает, что она – незаконнорожденная дочь знатного герцога, который, умирая, завещал ей титул и владения. Все бы ничего, но законнорожденная племянница герцога Теодора не намерена просто так уступать несправедливо завещанное Диане. Но той суждено не только вкусить сладость дворянской жизни, но полюбить прекрасного аристократа, который, на удивление самой Диане, отвечает ей взаимностью.
В одном только первом акте «Виндзорских проказниц», — писал в 1873 году Энгельс Марксу, — больше жизни и движения, чем во всей немецкой литературе.