Птички - [15]
Мелюзина(поднимается). Ну что же, тогда я сама!
Шеф(спокойно). Я ведь, душенька, ты помнишь, обычно сдачи даю. (Неожиданно кричит, замахиваясь.) Вы позволите, Дюплесси-Морле?
Дюплесси-Морле(пытается вмешаться, в смущении). То есть… дорогой мой.
Арчибальд(вступает в скандал, чтобы развести враждующие стороны). Ну-ну! Полно! Это какое-то недоразумение. Я, папочка, подписал это воззвание, но прекрасно понимаю и то, что вы его не подписываете. Человеческое достоинство может еще немного подождать.
Дюплесси-Морле(изображая жизнерадостность). Полнополно. Что-то наша маленькая дружеская встреча неудачно начинается. Предлагаю переменить тему. Я вам сейчас прочту свои последние хроники в «Фигаро».
Мелюзина. Ну нет. Второй раз я не выдержу! Достаточно и домашних чтений!
Дюплесси-Морле. Но, дорогая моя, еда — одна из тех редких тем, на которых французы приходят к согласию.
Арчибальд. И потом, это очень близко соприкасается с человеческим достоинством. Рафинированность питания — единственное, что отличает нас от животных. Мы и от темы не отклоняемся!
Шеф(смотрит на него). Минуточку, по-моему, фрейлейн Труда хочет нам что-то сказать… Пожалуйста, дружок… Не краснейте. Происходит обмен мнениями. Каждый имеет право высказаться.
Труда(вся красная, в наступившей тишине). Я прошу меня простить, но мне кажется, что можно быть настоящей шлюхой и в то же время не быть лишенной чувства человеческого достоинства.
Общий взрыв смеха.
(Еще больше покраснев, бормочет.) Но почему все смеются? Я сделала ошибку во французском языке?
Мелюзина(увидев Труду, внезапно приходит в восторг и театрально направляется к ней). Какая уточка! Какая душенька! Откуда она? Прелесть какая! Какие прелестные глаза! Почему мне ее не представили? Что она здесь делает?
Труда(приседает). Я занимаюсь ребенком, мадам. А вы бабушка?
Ледяное молчание. Один Шеф посмеивается.
Мелюзина(возвращается на место, ледяным тоном). Форменная идиотка! У всех моих друзей няньки в комнате для прислуги читают себе какой-нибудь роман с продолжением. Но зато теперь я вижу, как издеваются надо мной в этом доме. (Розе.) Дай же мне стакан. Что ты там торчишь, дура? И рассердиться-то нельзя: морщины появляются… Уж так и быть, читайте ваши хроники, Дюплесси-Морле. Вздремнем. Это нас успокоит. (Устраивается в углу. Начинает принимать всякие смешные позы, может быть, даже расслабляющие по системе йогов.)
Труда(удрученная, Шефу). Я сказала что-то не то?
Шеф. Правду.
Труда. Но всегда надлежит говорить правду.
Шеф. Не в Париже.
Труда. У нас женщины очень гордятся тем, что они бабушки.
Шеф. Это у вас, а не у нас. Вот поэтому мы время от времени и воюем. Мы вас слушаем, Дюплесси-Морле!
Дюплесси-Морле(достает свои рукописи). С вашего разрешения, я прочту сначала материал прошлой недели. По-моему, он удался. Я назвал его «Хорошая телятина не подводит». Пикантно, не правда ли? (Начинает читать.) «Кто бы сказал, что в глубине невзрачного тупичка, в одном из самых простонародных»…
Люси(все это время неприязненно разглядывавшая Мелюзину, неожиданно). И все-таки, Мелюзина, я хочу вас кое о чем спросить.
Мелюзина(делая вид, что только что ее заметила). Ах, Люси. И вы здесь? Добрый вечер! Забавно, что вы вроде бы здесь, а вас совсем не замечаешь. Сама скромность. Прямо, душенька, под цвет стен.
Люси(уязвлена). Мне нет необходимости возвещать о своем появлении звуками фанфар.
Мелюзина(возмущенно, еще более гнусавым, чем обычно, голосом). Что вы хотите этим сказать?
Люси. А вы подумайте. Я только хотела спросить… От кого исходит инициатива этого воззвания? От ГПСА?
Мелюзина(сухо). Нет. От ГПМ.
Люси(усмехнувшись). ГПМ! Вот новость. Я-то думала, они уже полностью промаоистские!
Мелюзина. Вы отстаете от жизни, милочка. В ГПМ наметились две тенденции: промаоистское меньшинство — новое МПРС с Понсом-Монтроем во главе и неотроцкистское большинство ориентации Гессман-Лубштейн, придерживающееся линии ГПР.
Люси. А МПП?
Мелюзина. Устарели. Реакционеры. С ними уже никто не идет на контакт. Ваш крошка Штерман уже вне игры.
Люси. Тем не менее Штерман не салонный гошистик! Он это доказал!
Мелюзина. В вашей постели?
Арчибальд(скучным голосом). Да будет вам. По-моему, мы с вами слишком далеко заходим… Давайте лучше послушаем Дюплесси-Морле. Продолжайте, Дюплесси-Морле, продолжайте!
Дюплесси-Морле(со скрытым раздражением). Где я остановился?
Шеф. В тупичке.
Дюплесси-Морле(задетый). Тем хуже. Итак, продолжаю: «Хорошая телятина не подводит». (Читает своим высоким голосом.) «Кто бы сказал, что в глубине невзрачного тупичка, в одном из самых простонародных, я бы даже сказал, самом простонародном из пригородов столицы можно получить самое аристократическое из телячьих сотэ? Выдержанное, ароматное, легкое, с тем неуловимым привкусом, который умеют придавать своим блюдам лишь домашние хозяйки, но в то же время сотэ, деликатное на вкус и аппетитное на вид, принципиальное в своей верности классической моркови и дерзостно-храброе в выборе сортов лука…».
Люси(кричит). Можно говорить о Штермане что угодно. Даже что он мой любовник. А это правда…
Арчибальд(возмущенно). Люси! Но ведь есть же все-таки приличия.
Пьеса Ануя, основанная на сюжете трагедии Еврипида, вскрывает состояние современного общества, его болезни — губительную для личности некоммуникабельность, стремление к успеху любой ценой, цинизм. При этом проблемы замалчиваются, а общество предаётся бездумным развлечениям, что в результате выливается в страшные социальные недуги — агрессию, ксенофобию, расизм.
В основе спектакля лежит интеллектуальная пьеса Жана Ануя, которая, впрочем, служит лишь предлогом для данного сценического повествования — спектакль выходит далеко за рамки написанного. Действие разворачивается в послевоенной Франции, на некоем заштатном курорте, постояльцев которого призван развлекать небольшой оркестр.Каждый из оркестрантов рассказывает трагические эпизоды своей жизни, заново проживая их перед зрителями. Но это не просто история одного оркестра, это история всего человечества, причем преподнесенная нам под увеличительным стеклом, во всей своей правде и неприглядности.
Костюмированная драма «Бал воров» известного французского драматурга Жана Ануя, которую сам автор назвал «комедия-балет», сильно отличается от всех других его произведений. Компания мелких жуликов разрушает спокойствие курортного городка — самый удачливый из них похищает не только бриллианты, но и любовь местной красавицы. Ей приходится делать выбор между криминальным миром и миром высшего общества.
Жан Ануй (1910 — 1987). Известный французский драматург. Комедии Ж. Ануя — трагикомедии, фарсы и водевили составили несколько циклов, каждый из которых, отличаясь тематическим и стилевым единством, во многом близок литературе экзистенционализма — проблемесуществования человека в абсурдном мире. Особое внимание в своих поздних произведениях Ж. Ануй уделяет извечному конфликту поколений, бессмысленности и бесперспективности политической борьбы, гнетущей повторяемости исторических ошибок и преступлений.
Трагикомический рассказ о поэте, который пытался прожить свою жизнь легко, не обременяя себя и окружающих сильными страстями…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Признаться своему лучшему другу, что вы любовник его дочери — дело очень деликатное. А если он к тому же крестный отец мафии — то и очень опасное…У Этьена, адвоката и лучшего друга мафиозо Карлоса, день не заладился с утра: у него роман с дочерью Карлоса, которая хочет за него замуж, а он небезосновательно боится, что Карлос об этом узнает и не так поймет… У него в ванной протечка — и залита квартира соседа снизу, буддиста… А главное — с утра является Карлос, который назначил квартиру Этьена местом для передачи продажному полицейскому крупной взятки… Деньги, мафия, полиция, любовь, предательство… Путаница и комические ситуации, разрешающиеся самым неожиданным образом.
Французская комедия положений в лучших традициях с элементами театра абсурда. Сорокалетний Ален Боман женат на Натали, которая стареет в семь раз быстрее него, но сама не замечает этого. Неспособный вынести жизни с женщиной, которая годится ему в бабушки, Ален Боман предлагает Эрве, работающему в его компании стажером, позаботиться о жене. Эрве, который видит в Натали не бабушку, а молодую привлекательную тридцатипятилетнюю женщину, охотно соглашается. Сколько лет на самом деле Натали? Или рутина супружеской жизни в свела Алена Бомона с ума? Или это галлюцинации мужа, который не может объективно оценить свою жену? Автор — Себастьян Тьери, которого критики называют новой звездой французской драматургии.
Двое людей, Он и Она, встречаются через равные промежутки времени, любят друг друга. Но расстаться со своими прежними семьями не могут, или не хотят. Перед нами проходят 30 лет их жизни и редких встреч в разных городах и странах. И именно этот срез, тридцатилетний срез жизни нашей страны, стань он предметом исследования драматурга и режиссера, мог бы вытянуть пьесу на самый высокий уровень.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Простая деревенская девушка Диана неожиданно для себя узнает, что она – незаконнорожденная дочь знатного герцога, который, умирая, завещал ей титул и владения. Все бы ничего, но законнорожденная племянница герцога Теодора не намерена просто так уступать несправедливо завещанное Диане. Но той суждено не только вкусить сладость дворянской жизни, но полюбить прекрасного аристократа, который, на удивление самой Диане, отвечает ей взаимностью.
В одном только первом акте «Виндзорских проказниц», — писал в 1873 году Энгельс Марксу, — больше жизни и движения, чем во всей немецкой литературе.