Птичий суд - [2]

И он исчез в своем кабинете, а я смогла свободно ознакомиться с кухней. Посуда в основном не новая, но добротная. Я открыла полки и шкафы, попробовав сделать это как можно тише. В холодильнике лежал кусок трески к обеду.

Скатерти были сложены в нижнем кухонном ящике, я выбрала одну и расстелила ее на обеденном столе, перед тем как накрыть его так тихо, как только могла. Ровно в шесть часов он вышел из спальни, отодвинул стул и уселся за стол в ожидании. Я поставила блюдо с рыбой на середину стола, миску с картошкой прямо перед ним. Выдвинула свой стул, собираясь сесть, но он быстрым движением руки остановил меня.

– Нет. Вы едите после меня.

Он посмотрел перед собой.

– Это я виноват, наверное, я не очень ясно выразился насчет этого.

Я сглотнула, схватила свою тарелку и быстро переставила ее на разделочный столик, не произнеся ни слова, уродливо ссутулившись.

Пока он ел, я налила воду в раковину и мыла кастрюлю с половниками. Он сидел с прямой спиной и ел, не издавая ни звука, не поднимая глаз. Я поставила кофе, неловким движением достала коньяк из стеклянного шкафа и убрала со стола, когда он отложил приборы. Налила кофе в чашку, коньяк в тоненький бокал, поставила все на поднос и, качаясь, отнесла ему. Когда он поднялся, поблагодарил за еду и ушел к себе в кабинет, я села за стол и съела свою остывшую порцию, положив наполовину растаявшее масло в картошку. После домыла посуду, протерла стол и поднялась в свою комнату. Разобрала все свои вещи, разложила одежду, носки и белье в комод, а книги в стопку на стол. Проверила, выключен ли мой телефон, и положила его в ящик стола. Никогда больше не буду его включать, кроме как в неотложном случае. Потом я сидела в полной тишине, боясь издать звук. Снизу ничего не было слышно. В конце концов я приняла душ и легла спать.

Лезвие косы, должно быть, затупилось. Я обругала мокрую желтую траву, которая гнулась, как бы сильно и быстро я ни била по ней. Было облачно, воздух влажный. Он ушел в свой кабинет сразу же после завтрака. По пути на улицу я заметила проблеск своего отражения в зеркале. До меня дошло, как потрепанно я выгляжу. Старые штаны, в которых я красила дом у родителей летом около пятнадцати лет назад. Нашла их дома в шкафу два дня назад, когда собиралась сюда, вместе с рубашкой в пятнах от краски. Мои родители вздохнули с облегчением, когда я ушла на автобусную остановку следующим утром.

Я почувствовала это спиной. Пот под рубашкой. Крошечные насекомые вились вокруг меня, садились на голову, лоб, все чесалось. Мне приходилось все время останавливаться, снимать перчатки и тереть лицо. Длинный желтый клок соломы так и оставался на месте в насмешку надо мной, я махала косой изо всех сил.

– Я бы на вашем месте попробовал железные грабли.

Я мгновенно обернулась. Сзади стоял Багге. У меня, наверно, был совершенно сумасшедший вид: красное лицо, лохмотья пятнадцатилетней давности. Челка прилипла к потному лбу, я на автомате провела рукой по коже и почувствовала, как к ней пристала земля.

– Коса не поможет, когда трава мокрая.

– Да. – Я выдавила улыбку, поставив на себе крест.

– И не забудьте про обед. – Он показал на свои наручные часы, развернулся и ушел.

Я бросила быстрый взгляд на дом, на окно его кабинета. Там он стоял и скептически наблюдал за моими неумелыми попытками садоводства, пока наконец не смог больше сдерживаться и спустился ко мне. Я расстроилась. Отнесла косу обратно в сарай и повесила ее на стену. Взяла грабли, прошлась ими по полю и наполнила тележку скользкой мертвой травой.

Велосипед стоял в дровнике, за сараем с инструментами. Старый, шустрый, с узкими шинами и рогами[1], поездка в магазин на нем заняла пять минут. Это оказалась маленькая, забытая богом бакалея за поворотом, прямо через мост. Входная дверь громко скрипнула. Других покупателей не было. Пожилая продавщица за прилавком кивнула в ответ на мое приветствие. На полках были пакеты с едой быстрого приготовления, салфетки и свечи, несколько видов хлеба, молочных продуктов и один прилавок с замороженными полуфабрикатами, фрукты и овощи на развес, взвешивать нужно самому.

Продавщица пристально следила за мной орлиным взором, пока я ходила между полупустых полок. Ее критический взгляд нельзя было истолковать превратно. Она меня узнала. Я поняла это и, неловкими движениями сложив покупки в корзинку, решила побыстрее уйти. Прошла к прилавку, чтобы заплатить, выложила покупки, не глядя ей в глаза. Она пробила мои товары, не изменившись в лице. Руки и кожа в морщинах, опущенные уголки рта, вот такой она была, думала я с облегчением по пути домой, я тут ни при чем, это у нее такое отношение к жизни.

Прошумев на узких шинах с корзинкой покупок за спиной мимо фьорда и влажного, мерцающего черного склона горы по правую руку, уворачиваясь от проезжающих машин, я выехала на крутую дорожку из гравия и поставила велосипед к дровнику. Прошуршала через дворик ко входу. Что-то здесь было не так: супружеская пара жила тут, не ухаживая за садом, без машины, он целыми днями сидит в своем кабинете. Жена уехала. Я поставила свои покупки и принялась готовить ужин.