Птица в клетке - [79]

В квартире было всего две комнаты, но достаточно просторные, тем более что потолок оказался несравнимо выше, чем в ее прежнем закутке, где она набила себе немало шишек, пока не привыкла сутулиться. Побеленные стены создавали ощущение простора и пахли свежестью. Кухонька примыкала к западной комнате, а санузел – к восточной. В этих помещениях окон не было вовсе, и, пока Эльза уныло разглядывала душ, я невольно позлорадствовал. Ванна всегда была у нас больным местом, а теперь проблема разрешилась. Стенной шкаф был только один. Эльза сунулась внутрь, как будто ожидала найти там что-нибудь, помимо одной вешалки, брякающей на штанге. Сняв жакет, она повесила его на эти плечики и скорбно понурилась, изображая, наверно, как ей тягостно.

Обживались мы пару месяцев; Эльза по три раза на дню гоняла меня в скобяную лавку, а сама сидела дома и наслаждалась жизнью – во всяком случае, об этом свидетельствовали стаканы и кофейные чашки, которые скапливались в раковине за время моего отсутствия. Шурупы, выбранные мною для крепления светильников, оказались слишком короткими; пришлось вновь тащиться в лавку; там я подумал, что для моих надобностей лучше подойдут болты, но, не захватив с собой шурупов, выбрать болты нужной длины не представлялось возможным.

Отчасти моя рассеянность объяснялась бесцеремонностью жителей рабочего квартала. Когда я возвращался домой, Эльза не раз огорошивала меня пренеприятной новостью: в мое отсутствие кто-то стучался в дверь. У порога валялись записочки, нацарапанные на клочках бумаги: их оставляла фрау Байер, проживавшая со своим мужем на первом этаже. Мне приходилось тащиться вниз, чтобы узнать, за каким чертом она ломилась к нам в квартиру. Как выяснялось, она просто хотела одолжить яйцо для тортика, или консервный нож – у нее только что сломался, или термометр – удостовериться, что ее собственный исправен: уж очень резко подскочила температура у мужа. Любая нужда, как я заметил, возникала у нее только после моего ухода.

Хорошо еще, что соседи снизу, чета Кампен, нас не трогали – по крайней мере, в открытую. В то же время между собой они грызлись как кошка с собакой, и мы слышали их скандалы так отчетливо, будто дело происходило у нас в комнате. Когда их взаимные оскорбления выходили за рамки приличий, они врубали громкую музыку, и я стучал в пол шваброй. Иными словами, перенимал манеры других жильцов.

Что ни день в нашу жизнь вторгались какие-нибудь технические новшества. Шагая по Мариахильферштрассе, нельзя было не заметить рекламные стенды, привлекавшие толпы зрителей, как раньше – ярмарочные куклы-марионетки. С незапамятных времен женщины сушили волосы просто на воздухе. Теперь на сушку волос при помощи какого-то шумного раздувающегося мешка уходило вдвое меньше времени. Хозяйки разучились месить тесто вручную. Вы не поверите, но появилось даже электрическое приспособление для взбивания яиц! Можно было подумать, взбивание яйца чревато растяжением запястья! И все эти приборы, уверяю вас, были рассчитаны вовсе не на то, чтобы облегчить жизнь инвалидам войны: те такую дребедень не покупали. Наши соседи тоже шли впереди прогресса: от них (то есть на слух) Эльза узнавала об этих бессмысленных новшествах. Она с саркастической улыбкой выдвинула свое предположение: эти шумы и жужжания – признаки послевоенной реконструкции.

Как-то при входе в наш скромный подъезд меня остановила фрау Байер, причем со шваброй в руках.

– Вы – герр Бетцлер? – заулыбалась она снизу вверх. – Все хотела вас спросить… – Палкой от швабры она указала на белую карточку, которую я приклеил к своему почтовому ящику (до этого испортив не один квадратик плотной бумаги: письменные буквы не с первой попытки выходили безупречно ровными). – Я для вас распечатаю другую. Стандартную. Единообразие – показатель уровня жилья. Как напечатать: просто «Герр Бетцлер» – и все?

Я оглядел ее улыбочку, круглый живот, золотистые пряжки на легких туфлях, золото на пальцах с наманикюренными ногтями, ухоженные руки, держащие швабру. На что, интересно, намекала эта дама? На то, что табличка «Герр Йоханнес Бетцлер» будет смотреться лучше? Или думала, что я ограничусь инициалами? Она сделала акцент на моей фамилии, ведь так? Я мысленно повторил ее вопрос. Нет, подразумевала она вот что: «Достаточно будет напечатать только ваше имя?»; «Разве не нужно наряду с ним указать имя вашей сожительницы?»; «Вы не хотите ее афишировать?»; «Думаете, ваш внебрачный союз хоть для кого-то остается тайной?» Она подталкивала меня к дому, чтобы я, глядя ей в глаза, начал отрицать существование Эльзы. Но я отрезал:

– На данный момент «Герр Бетцлер» меня устроит.

Не прошло и двух дней, как булочник, вручая мне каравай хлеба, заметил:

– Что-то хозяюшка ваша не заходит. Нравится ей наша фирменная выпечка?

Я ответил, что беру хлеб для себя, и услышал притворно-восхищенную реплику:

– Ну и ну, завидный аппетит! Это – для себя одного? И вот ведь чудо: жирком не заплыли, в отличие от некоторых! – Он хлопнул себя по брюху, бросив недоверчивый взгляд на мой плоский живот. – Как видно, крошки да корки птичкам скармливаете? Я прав? Ха-ха!