Птаха над гнездом Том 1. Дарители жизни - [5]

Знала Ефросинья Алексеевна много такого, что чрезвычайно помогало роженицам, но чему нигде не обучали, до чего она дошла своим умом. Полученные в личной практике знания она хранила в тайне от других, не раскрывала посторонним, особенно роженицам. И только помалкивала, усмехаясь, если те начинали ее расспрашивать. Она умело создала себе хорошее имя, окружив себя ореолом священной магии, сверхъестественных знаний, некоей высшей мудрости, недоступной простым смертным. И эти ее тайны имели смысл, так как приносили пользу на практике.

Конечно, ремесло повитухи природным порядком было самым востребованным среди других, но упомянутые профессиональные совершенства, которые на самом деле не были сложными или непонятными, дополнительно выделяли Ефросинью Алексеевну из остальных жителей в ряд особо почитаемых людей. Мало-помалу ее присутствие на свадьбе стало считаться хорошим знаком, ведь свадьба — это рождение новой семьи, а значит и будущих детей, ради которых стоит заранее побеспокоиться о внимательной бабке и задобрить ее. Кроме того, люди полагали, что ее мудрое слово ободрит молодых перед неизвестной будущностью, а ее благословение принесет счастливую жизнь, достаток в дом и успех в делах. И тут Ефросинья Алексеевна не была просто почетной гостьей, а становилась участницей события, превращая свое присутствие в интересный и запоминающийся обряд, в зрелище. Так, при сборах к свадьбе она приготовляла невесту к брачной ночи: учила осторожности, умению правильно вести себя с мужем, соблюдать гигиену отношений, причем во всех смыслах. А в канун главного дня водила невесту в баньку, парила-ладила и с якобы магическими приговорами купала в особых травах. Наговаривала, что при беременности надо меньше попадаться на глаза чужим людям, стараться не показывать свое состояние и никому не говорить о дне родов. Даже звать ее, бабку, на осмотры и роды надо было тайно, прибегая к особенным условным выражениям, не озвучивая просьбу прямо.

— Кто придет звать меня к тебе, пусть скажет, что ты приболела да в постель слегла. Я пойму, — поучала она невесту.

— А для чего так? — бывало, спросит девушка.

— Для того чтобы никто, зная твое уязвимое состояние, не навредил тебе, не испугал, не расстроил грубым словом, короче, чтобы не воспользовался этим во зло, даже ненароком. Слабость своего здоровья скрывать надо, детка. Все живые существа в природе так делают. Так-то.

Да и сама она визиты к беременным скрывала, проходила задними дворами, через огороды, невидимо. А в дом входила бодрая, энергичная, приветливая. И все были уверенны, что после таких обрядов дети будут рождаться крепенькими и здоровыми.

Иногда, в случаях трудной беременности или родов с предполагаемыми осложнениями, когда роженице требовалось бодрящее присутствие чьей-то отчетливо выраженной самоотверженности и заботы, Ефросинья Алексеевна прибегала к средству, о котором прекрасно известно в народе, но которым не все умеют пользоваться: выражалось оно в истине, что в родном доме и стены помогают. В соответствии с этой логикой она предлагала роженице рожать ребенка не в мужнином доме, а в родительском. Кто как не мать окружит нуждающуюся в поддержке женщину любовью и нежностью, придаст ей сил? На это и делался расчет. Мать удаляла из дома остальных членов семьи и уделяла все внимание дочери. И это срабатывало, роды проходили без осложнений.

Случалось, что дома будущую мать окружала большая и шумная родня и женщина не имела возможности рожать в достойных условиях. Тогда Ефросинья Алексеевна забирала ее к себе, где для таких случаев у нее всегда находилось место.

А как помогали такие простые действия, как переодевание будущей матери в чистую рубаху! Казалось бы — чего проще? Да в больнице беременная сама бы переоделась и думать об этом забыла. А Ефросинья Алексеевна не упускала случая и тут обратить все на пользу роженице, устраивала из этого настоящий магический ритуал! Делала это сама, да с приговорами, а попутно давала выпить святой водицы, сама молилась и зажигала свечу перед иконами. А затем осторожно и со значением снимала с женщины кольца и сережки, послабляла туго стянутые волосы. И в течение родов ободряла роженицу, поглаживала поясницу, приговаривая, что все идет хорошо, потому что иначе и быть не может, ведь они и то, и другое, полезное и нужное — соблюли.

Пуповину новорожденному Ефросинья Алексеевна перевязывала свитыми волосами матери, чтобы между ними, по народному поверью, на всю жизнь оставалась нерушимая связь.

А уж если отец новорожденного до родов был замечен в легкомыслии или безответственности, то и ему тут перепадало! Ефросинья Алексеевна требовала от такого отца самолично подать ей его лучшую рубаху и именно в нее заворачивала принятого на свет младенца. Приговаривала:

— Чтобы ты, отец, любил новорожденного всем сердцем, а дитя чтобы спало в вашем доме спокойнее, чувствуя силу и заботу отца.

Знала умная женщина, что и когда сказать!

Ой, да чего только ни придумывала она, чтобы сплотить молодую семью вокруг новой жизни, придать сил матери или урезонить непутевого отца. Тут были и первые купания младенца — производимые то ею лично, то молодыми родителями под ее присмотром, — и первые прогулки на свежем воздухе, и первое переодевание в распашонки.