ПСС. Том 67. Письма, 1894 г. - [5]

В обостренном внимании Толстого к судьбе всяких «страдальцев за веру», в многочисленных письмах и воззваниях, написанных им в связи с помощью духоборам, отчетливо сказались реакционно-утопические стороны его мировоззрения — поиски новой, очищенной религии, юродивая проповедь непротивления злу насилием. Однако движение духоборов занимало Толстого, конечно, не только как форма религиозной оппозиции: его особенно привлекало то, что они отрицали войны и отказывались служить в царских войсках. Дело духоборов приобрело особую важность для Толстого в связи с глубоко занимавшим его вопросом о путях борьбы против милитаризма.

II

Один из наиболее важных идейных мотивов переписки Толстого (как и его публицистики) в рассматриваемый нами период — осуждение захватнических войн.

Именно в этот период — в середине и второй половине 90-х годов — завершался переход капиталистического общества в последнюю стадию его существования — империализм. Развертывалась небывалая по своим масштабам гонка вооружений. Заканчивался раздел свободных, «бесхозяйных» территорий Африки и Азии между крупными капиталистическими странами. Обострялось соперничество между агрессивными державами, складывались военные союзы и блоки, которые должны были определить последующую расстановку сил в первой мировой войне. В систему международных империалистических отношений включалась и царская Россия, которая в 1898 году заключила военное соглашение с Францией, а в конце 90-х годов приняла активное участие в борьбе крупных держав за сферы влияния на Дальнем Востоке.

Интересы русского царизма и мирового империализма тесным образом переплетались между собой. И освободительное движение трудящихся России, в силу объективного хода исторических событий, приобретало всё более ярко выраженный антиимпериалистический характер.

Выступления Толстого против царского самодержавия, против всех устоев буржуазно-дворянского общества и государства были направлены также и против мирового империализма.

Протестуя против эксплуатации человека человеком во всех ее формах, Толстой отдавал себе отчет, что обличаемое им социальное зло существует не только в России, но и в других странах. Говоря о бесправии и вопиющей нужде трудящихся и угнетенных масс, он подчеркивал: «И так живут большинство людей во всем мире, не в одной России, а и во Франции, и в Германии, и в Англии, и в Китае, и в Индии, и в Африке — везде».¹⁵

В противовес либералам, которые считали идеалом для России парламентарную демократию на западный лад, Толстой направлял огонь своей критики не только против правящих классов России, но и против общественной системы Западной Европы и Америки. Он в этом смысле продолжал традиции всей передовой русской литературы XIX века, которая в лице своих величайших представителей — от Пушкина и Белинского до Щедрина — сочетала борьбу против русского самодержавия с обличением лжедемократических порядков, царящих на Западе.

В 1894 году Толстой писал сыну Льву Львовичу, находившемуся за границей: «... Мне так ясно то учреждение рабства, которым пользуются люди нашего класса... что рабство это, вследствие которого вырождаются поколения людей, возмущает меня, и я, старик, ищу, как бы мне те последние годы или месяцы, которые осталось мне жить, употребить на то, чтобы разрушить это ужасное рабство; но в Париже то же рабство, которым ты будешь пользоваться, получив 500 р. из России, то же самое, только оно закрыто».¹⁶

За границей — та же несправедливость, та же эксплуатация, то же угнетение масс, что и в царской России, «только оно закрыто» видимостью демократических свобод. Это одна из важнейших мыслей Толстого, многократно им повторяемых в письмах и статьях. В своей публицистике 90-х и 900-х годов Толстой много раз обличал «мнимосвободные» страны Западной Европы и Америки, срывая маски с буржуазной демократии, настойчиво доказывая, что реальная власть в этих странах принадлежит незначительной горстке богачей и глубоко враждебна народу, трудящимся.

Толстой внимательно, неослабно следил за современной ему международной жизнью и приходил к выводу: «Деспотизм, насилие правительств, войны и вооружение всей Европы действительно ужасны...»¹⁷ Он чувствовал, что современная ему политика западных буржуазных правительств, как и политика царской России, чревата в недалеком будущем тяжкими военными потрясениями, которые мучительно отзовутся на судьбах миллионов простых людей. Он в очень резкой форме выразил свой протест против гонки вооружений и подготовки новых войн в статье «Христианство и патриотизм», написанной в 1894 году по случаю заключения военной конвенции между Францией и Россией.

Толстой был убежден, что стремление к сохранению мира соответствует самым коренным интересам громадного большинства людей на всем земном шаре. В современную эпоху, писал он, «всякая война между европейскими народами представляется чем-то в роде семейного раздора, нарушающего самые священные связи людей»; он с удовлетворением отмечал, что «сотни обществ мира и тысячи статей, не только специальных, но и общих газет, не переставая, на все лады разъясняют безумие милитаризма и возможность и даже необходимость уничтожить войну...»