Психология женского насилия. Преступление против тела - [14]

Подобные трудности могут повторяться в отношениях женщины с ее ребенком, когда сепарация и индивидуация становятся особенно проблематичными. Ее собственное психическое состояние уязвимо в том смысле, что оно оказывается подавленным и перегруженным в тех ситуациях, когда пробуждаются воспоминания о пережитой ею в детстве обездоленности и связанные с такими воспоминаниями ощущения. Понятие об отдельности ребенка является сложным для восприятия такими матерями. Их понимание потребностей детей в защите и благополучии ограничено, поскольку их главная забота — это собственная потребность чувствовать себя любимыми, ценными и защищенными. Они могут говорить о чувстве «пустоты» внутри и о желании иметь ребенка, который позволил бы им достичь ощущения «наполненности» и цельности. Эта пустота может отражать более ранний опыт эмоциональной депривации и истощения, т. е. отсутствие интернализированного хорошего объекта. Рождение детей для этих женщин часто является огромным разочарованием, так как требования малышей пробуждают в них осознание своих собственных неудовлетворенных нужд, делая ситуацию противоречивой и порой невыносимой: «Зрелая объектная любовь, в которой свои потребности и потребности объекта взаимно учитываются и удовлетворяются, не может быть достигнута, и рождение реального ребенка может обернуться катастрофой» (Pines, 1993, p. 103).

Пайнз (Pines, 1993) определяет существенное различие между опытом беременности и опытом материнства. Эта дифференциация имеет решающее значение как с практической, так и с психодинамической точки зрения. Разочарование, которое могут испытывать женщины, когда заканчивается беременность и рождается ребенок, — ребенок, который не только не компенсирует их лишений, но и вызывает воспоминания о неудовлетворенных потребностях и инфантильной ярости, — может привести к возрождению чувства гнева, брошенности и изолированности. А невыносимый характер вновь пробудившейся боли может привести к насильственным или первертным нападкам на ребенка.

В представленном ниже в качестве иллюстрации случае я описываю психические процессы, которые приводят к насильственным атакам на младенца — как в утробе матери, так и после родов. Эти нападения не являются сексуальными, но проистекают из комплекса разрушающих переживаний, с которыми мать столкнулась в детстве, что, кроме прочего, может породить и материнский инцест. Как физическое, так и сексуальное насилие в отношении детей может рассматриваться как проявление женской перверсии. Я привожу пример одной молодой женщины, Кейт, чтобы проиллюстрировать дискуссию о бессознательных фантазиях и страхах во время беременности, а также их связи с материнской жестокостью. Эта история наглядно отображает рассуждения Вэллдон о «первертных фантазиях женщин, последствия которых реализуются на уровне их тел» (Welldon, 1992, p. 7).

Клинический случай

Кейт: беременность и бессознательные фантазии

Кейт, 18-летняя молодая женщина, была направлена на прием для оценки ее способности обеспечивать должный уход и защиту ее семимесячной дочери Алане. Девочка была помещена в приемную семью, а ее случай подлежал дальнейшему разбирательству в суде по запросу службы опеки, серьезно обеспокоенной проявлениями физического насилия со стороны Кейт, которая призналась в двух случаях посягательства на дочь. Местные власти рассматривали направление Аланы на удочерение как более предпочтительное решение, нежели ее возвращение на попечение Кейт. Меня попросили посмотреть женщину, чтобы изучить ее личную историю и потенциал для прохождения терапии, которая могла бы помочь ей выполнять материнские обязанности. Ни о какой конфиденциальности речи в данном случае идти не могло, поскольку я обязана была подготовить для суда отчет относительно ее общего состояния, в особенности ее проявлений агрессии, исполнения ею материнских функций и ее способности выполнять соответствующую психологическою работу.

Кейт предстала передо мной уязвимой молодой женщиной, затрудняющейся понять характер и цели процедуры оценки, с общим чувством смятения и дезориентированности. Она выглядела поникшей и растрепанной, была одета в неподходящую случаю грязную одежду. К тому же она предпочла не снимать свою теплую куртку на протяжении всего первичного интервью, несмотря на то что в комнате было тепло; создавалось ощущение, что ей нужно было защититься с помощью одежды, и, похоже, она не в полной мере понимала, как ей позаботиться о себе и реагировать на окружающую обстановку. Ее глупый и неопрятный внешний вид и покрасневшие глаза ассоциировались с образом ребенка, которым пренебрегали, или же со сбежавшим из дома подростком, жившим на улице. Когда я познакомилась с ней, она была на 12-й неделе беременности своим вторым ребенком и только недавно рассталась со своим жестоко относившимся к ней партнером, который являлся отцом ее первенца. Она не знала, кто был отцом ее второго ребенка, поскольку за последний год у нее было несколько случайных сексуальных связей с мужчинами.

Кейт выглядела на несколько лет моложе своего возраста и, казалось, чувствовала себя неловко, не понимая как себя вести. Ее лицо и голос почти ничего не выражали, за исключением случая, когда она разрыдалась, описывая ту крайнюю жестокость, которую в ранние годы проявляли к ней мать, отец и позже отчим. Никто из взрослых в жизни Кейт так и не защитил ее от насилия, вместо этого ее только ругали и обвиняли. Дома она чувствовала себя неугодной и бесполезной. Когда Кейт было 12 лет, из-за кровоподтеков на лице, руках и плохого поведения в школе на нее обратили внимание социальные службы. Родители Кейт расстались за год до этого, и мать начала новые отношения с мужчиной, который за два года до этого был обвинен в сексуальных преступлениях против детей, но осужден так и не был. Кейт считала этого человека своим отчимом и призналась, что она «была от него в ужасе». В конце концов в возрасте 13 лет Кейт забрали у матери и поместили в детский приют.