Психология творчества. Вневременная родословная таланта - [47]

• «Из «Записок» О. Смирновой видно, как близок к дворцовому кругу был наш романтический поэт Василий Жуковский (1783–1852): его там считали «своим»… Раз, например, Жуковский, не будучи приглашен на какое-то интимное собрание во дворец, не явился туда. Когда государыня узнала, что он стеснялся прийти, не имея приглашения, то объявила, что он – «свой», что он «родился приглашенным», и ему нечего ждать официальностей, что он – «всегда желанный гость»… Император Николай I очень уважал Жуковского, исполнял его просьбы и часто подолгу беседовал с ним… Поэт был назначен наставником к великому князю Александру Николаевичу… «В голове одна мысль, в душе одно желание, – пишет Жуковский к Анне Петровне Зонтаг, – не думавши, не гадавши, я сделался наставником Наследника престола! Какая забота и ответственность! Занятие, питательное для души! Цель для целой остальной жизни! Чувствую ее великость и всеми мыслями стремлюсь к ней!.. «Все силы свои в течение 5–6 лет поэт отдавал этому делу, сознавая всю высокую цель его и серьезную ответственность, взятую на себя… После путешествия по России (1837 г.) Жуковский сопутствует своему царственному питомцу по Европе… Воспитание наследника и великих княжон было окончено… Как наставник государя он заслуживает нашей признательности за то, что заронил в душу питомца в те годы, когда сердце глубоко воспринимает впечатления, семена, которые дали благородные всходы в виде освободительных реформ минувшего царствования…» (из очерка В. Огаркова «В.А. Жуковский, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1894 г.).

• «Над судьбой Александра Пушкина (1799–1837) личные свойства Императора Николая I и те отношения, которые между ними установились, имели немалую власть… Первая встреча Пушкина с новым царем (1826 г.) была обставлена с наполеоновской театральностью, точно кто-то умышленно старался поразить впечатлительное воображение поэта. Пушкина стремительно выхватили из его тихого Михайловского (поэт был сослан в родовое имение по личному распоряжению Александра I – Е. М.), заставили три дня и три ночи скакать без остановки… На четвертый день, 8 сентября 1826 года утром, он был в Москве. Сопровождавший его фельдегерь не дал ему заехать ни в гостиницу, ни к дядюшке, Василию Львовичу, а доставил прямо в Кремль, в канцелярию дежурного генерала Потапова. Там его продержали до 4-х часов и немытого, небритого, усталого доставили в Чудов монастырь, где жил Николай Павлович. Входя в кабинет царя, Пушкин не знал, что его ждет как с ним поступят? Он ожидал суровой встречи и по-своему к ней готовился…» (из книги А. Тырковой-Вильямс «Жизнь Пушкина», Франция, 1948 г.).» «Вот как рассказывал впоследствии А. Г. Хoмутовой об этом представлении сам Пушкин: «…Всего покрытого грязью меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: «Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?» Я отвечал, как следовало. Государь долго говорил со мною, потом спросил: «Пушкин, принял ли бы ты участие в 14-м декабря, если бы был в Петербурге? – «Непременно, государь: все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю Бога!» «Довольно ты надурачился, – возразил император, – надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором…» (из очерка А. Скабичевского «А. С. Пушкин, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1891 г.). «…»Ну, теперь ты не прежний Пушкин, а мой Пушкин», – сказал царь, отпуская Пушкина. Пушкин вышел из царского кабинета с веселым, счастливым лицом, даже со слезами на глазах, что у него бывало признаком восторженного настроения… «Император принял меня самым любезным образом», – писал Пушкин Осиповой. Вяземский писал Жуковскому: «Государь принял его у себя в кабинете. Говорил с ним умно и ласково и поздравил его с волею» (29 сентября 1826 г.)…» (из книги А. Тырковой-Вильямс «Жизнь Пушкина», Франция, 1948 г.). «…Весть об освобождении Пушкина по милостивой аудиенции, полученной им у государя, быстро разнеслась по Москве, и в торжествах, сопровождавших день коронования, она была радостно встречена публикой, особенно литературно образованной. И в великосветских салонах, и в литературных кружках Пушкин был принят как первый гость; везде встречали его восторженные овации и поклонение…» (из очерка А. Скабичевского «А.С. Пушкин, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1891 г.). «Николай I, при всем своем равнодушии к поэзии, почувствовал в поэте что-то, с чем нельзя не считаться. Вызов Пушкина из Михайловского был не просто милостью. Это был политический шаг, поскольку это понятие можно применить к внутренней жизни тогдашней России. Даже сквозь пышность коронационных торжеств царь и его приближенные чувствовали, что часть просвещенного московского дворянства осуждает их за жестокую расправу с декабристами… Николай знал, что среди дворянства накопилась против него затаенная горечь. Он считал выгодным привлечь к себе Пушкина, через этого «корифея либерализма» найти некоторое примирение с общественным мнением… Когда Пушкин внезапно очутился лицом к лицу с самодержцем, ему и в голову не пришло, что правительству выгодно привлечь его к себе…» (из книги А. Тырковой-Вильямс «Жизнь Пушкина», Франция, 1948 г.).