Психология недоверия - [126]

* * *

Верные последователи К. Томаса и Бебе Паттен могут показаться дураками чистейшей пробы. Наивные доверчивые люди, которые отказывались признавать, что их облапошили, даже после того как перед ними выложили все доказательства. Что ж, если они хотят и дальше верить в благочестие Паттенов, когда им наглядно продемонстрировали обратное, пусть так и будет. Пусть это послужит им уроком. Если они так упорно игнорируют доказательства, значит получат то, чего заслужили. Но афера Паттенов отличается от многих других схем. Это величайшая афера в мире, своего рода платонический идеал аферы, объясняющий, почему игры мошенников по-прежнему имеют успех во всем мире, не важно, сколько экспертов их разоблачают и сколько жертв во всеуслышание рассказывают о том, что с ними произошло. Это афера, в основе которой лежит вера, наши глубинные представления о том, как устроен мир, и почему в жизни происходят те или иные события. Мы хотим верить. Верить, что у всего есть смысл. Что действие приводит к результату. Что все происходит не просто так — без всякого смысла, независимо от наших действий, — что у каждого события есть причина. Что наши поступки могут хоть немного изменить мир. Что мы сами обладаем некой ценностью. Что есть более широкая картина, более обширный замысел, который объяснит кажущееся безумие. Сила этого желания ослепляет нас. Вечная привлекательность аферы объясняется тем же, чем и спонтанное возникновение религий в большинстве человеческих обществ. Люди всегда хотят во что-то верить.

«Когда люди хотят во что-то верить, их очень трудно разубедить» — так сказал Дэвид Салливан — для друзей Салли — своей аудитории, собравшейся в Commonwealth Club июльским вечером 2014 года. Это было его первое публичное выступление, в котором он рассказывал о своей работе. Профессия Дэвида Салливана был уникальна — он внедрялся в секты. В течение двух десятилетий Салливан, культуролог и антрополог, переквалифицировавшийся в частного детектива, проникал в самое сердце сект и подобных организаций по всей стране, изучал язык этих групп, их обычаи и традиции, их взгляды на жизнь. Только как «истинно верующий» он имел надежду пообщаться с членами группы и, возможно, уговорить кого-то из них покинуть вредоносное сообщество. Он тесно сотрудничал с правоохранительными организациями, наблюдал за людьми, попавшими в секту, по просьбе их родных, выводил из сект беззащитных жертв и разрушал могущественные организации. Он не раз добивался успеха, а туда, куда не мог попасть сам (многие секты привлекали в свои ряды лишь определенных жертв — беззащитных молодых женщин) он отправлял свою коллегу Дженнифер Сталви. Дженнифер рассказала мне, что за три года работы под прикрытием рядом с Дэвидом у них была только одна неудача: женщина, много лет назад завербованная организацией, остается в ней до настоящего времени. С годами Салливан и Сталви приобрели немало врагов.

Конечно, Паттены не были лидерами религиозной секты. Но фальшивый евангелизм, которым была пропитана их деятельность, воплощал в себе все то, что Салливан ненавидел. Люди, использующие нашу потребность верить в собственных корыстных интересах, не могут быть никем, кроме мошенников. Он прекрасно понимал, почему паства так предана Паттенам. Такие люди, как они, всегда утверждают, будто собирают деньги на «строительство новой церкви», «миссию в Уганде и Гватемале» и тому подобное. Это безотказный способ зацепить рыбу на крючок, и все равно, где и как это происходит — на религиозном собрании, в какой-нибудь организации сомнительного толка или в ходе любой другой аферы. Обратитесь к их великодушию, дайте им почувствовать, что они могут изменить мир к лучшему, стать частью великого целого, стать лучшими людьми.

Сталви хорошо помнит те исполненные радужных надежд первые дни, когда ты чувствуешь, что тебя принимают, чувствуешь себя частью сообщества, объединенного высокой целью, которая, в свою очередь, может придать смысл твоей жизни. «Все начинается с йоги и помощи детям Африки, а заканчивается перечислением всех средств на счета секты и отрывом от семьи. В этом есть что-то завораживающее, — говорит она, вызывая в памяти те далекие дни (с тех пор прошло уже десять лет). — Все начинается по-настоящему замечательно. Сначала во всем этом действительно есть что-то настоящее — вас привлекает общение с психологами, богословами, интересными образованными людьми. Вы чувствуете, что вас любят и поддерживают. С вами щедро делятся». Все аферы, и не в последнюю очередь секты, опираются на что-то настоящее, реальное. Но от легитимных организаций их отличает то, каким образом потом используется это настоящее. Если вы умеете тонко манипулировать правдой, не важно, сколько доказательств против вас соберут ваши противники, люди все равно будут следовать за вами. Поступить иначе значило бы подорвать веру в собственную реальность.

О последователях сект Салливан рассказывал, что они «необыкновенно убеждены в своей правоте». Ему приходилось пускаться на невероятные ухищрения, чтобы поколебать их веру. «Я предъявлял им документальные доказательства, что деньги, предназначенные для благотворительной миссии, на самом деле потрачены на второй дом, на любовницу или роскошную жизнь в Лос-Анджелесе. А поездка в детский приют… На самом деле он тратил ваши пожертвования за игорным столом в Вегасе». Другими словами, за исключением любовницы, те же самые приемы, которыми с удовольствием пользовались Паттены, и те же факты, в которые их прихожане настойчиво отказывались верить либо считали, что все это ничего не значит. Ничего удивительного. Но, как замечал Салливан, даже явное и недвусмысленное доказательство часто не могло ничего изменить. Покажите его тем, кто уже поверил в фикцию, и они скажут: «Нет, это невозможно. Я знаю этого человека: это святой человек. Не может такого быть». Салливан самолично десятки раз наблюдал подобное развитие событий, однако не сумел к этому привыкнуть и перестать расстраиваться. «Это до сих пор иногда застает меня врасплох». Искусно посеянное и взращенное убеждение почти невозможно переменить.