Психологический бестиарий. Психологический гербарий - [2]

— Так надо исполнять обещанное! — радостно взвыл бык.

— Попробуй, — устало ответил петух, и глаза его отворотились от руинного взора быка и остановились там, где бык предполагал трещину в пространстве...

(Психологический бестиарий В.Ахрамовича. Ж-л "Наука и религия". 09.1993г.)

Воробей и ангел

Воробей встретит ангела и спросил:

— Ты что сегодня клевал?

— Я не клюю, я вкушаю, — ответил поучительно ангел.

— Что же ты ныне вкушал? — кротко и торжественно переспросил воробей.

— Я всегда вкушаю манну. И ничего более.

— Манную крупу?

— Манну небесную.

— А есть еще манна бесная?

— Кто ты? — изумился ангел.

— Я тот, кто ест все, что Бог подаст, — потупившись, ответил воробей, но быстро воспрянул и спросил: — И вкусно?

Насыщает? Я никогда не пробовал.

— Вкусно, и насыщает, — сладко ответил ангел.

— А где это? Угости меня, — очень-очень скромно попросил воробей.

— Как где? — изумился ангел. — Везде! Вот, — он повел крылом окрест себя, — ты что, не видишь?

— Нет, не вижу, — растерянно оглядываясь, ответил воробей.

— Как же ты живешь? — удивился ангел.

— Да вот как-то так... Не знаю... — совсем потерялся воробей. — А может быть, я не живу, может быть, я — твоя аберрация?

— У ангелов не бывает аберраций, — серьезно сказал ангел.

— Значит, ты — моя аберрация, — грустно решил воробей и, не прощаясь, вяло полетел прочь.

(Психологический бестиарий В.Ахрамовича. Ж-л "Наука и религия". 12.1993г.)

Горный козел

Когда задние копыта уже оттолкнулись, а передние еще не ощутили первое, едва уловимое касание опоры, когда тело вытянулось и расслабилось в парящем движении, горный козел испытывал всепоглощающее блаженство.

Козел тяжко страдал. И преодолевал он свою боль, распластываясь над безднами. Козел ревновал себя к скальным утесам. Их непоколебимая недвижность должна была принадлежать ему, а не горным хребтам. Временами он утешался, уверяя себя, что он и есть часть утеса, только подвижная часть, разновидность отделенной души, внутреннее ставшее внешним.

Уверения были напрасны. Потому что скалы имели-таки настоящую душу. И козел в отчаянии застывал на вершине скалы в последней надежде окаменеть, хотя бы на миг превратиться в скальный утес.

(Психологический бестиарий В.Ахрамовича. Ж-л "Наука и религия". 07.1990г.)

Дракончик и петух

Чешуйчатый, прозрачный и очень уязвимый дракончик одинок жил на горе. Он себе выбрал маленькое плато, на котором не умещался даже его собственный хвост, но так высоко, что выше ничего уже не было. Он грустно смотрел вокруг и незаметно толстел. Теперь уже никто не догадался бы, что дракончик легкое и прозрачное существо. А некогда оно взмывало над своим лежбищем, сверкая ликующими брызжущими красками, и фейерверком опаляло восхищенных. Вольная красочная неустрашимая живая гирлянда устремлялась навстречу жизни. Или просто вверх, сколько хватало сил.

Петух, живший у самого подножья драконьей горы, томился в курятнике и брезгливо отрясал с себя повседневность. Он любил себя, презирал мир и ревновал себя к себе.

Дракончик помнил петуха, любил и ждал его. Очень ждал. А у петуха не было сил подняться к дракончику: все силы выклевывались ревностью и брезгливостью.

Дракончик прозрачнился и толстел в одиночестве. Они всегда будут помнить друг друга, но никогда не встретятся. Они обитатели разных грез.

(Психологический бестиарий В.Ахрамовича. Ж-л "Наука и религия". 02.1990г.)

Дрозд

Дрозд перелетал с ветки на ветку и не мог найти себе места. Все ветки казались ему чужими. И не было у дрозда места покоя.

— Да успокойся ты, — ревел медведь, оказавшись поблизости.

— Не могу, не могу, — суетился дрозд. — У всех есть пристанище, а у меня нет. Нет Никакого.

— Ну, миленький, — посочувствовала бежавшая мимо лиса. —

Вон там посмотри, какая дивная веточка. Присядь, отдохни.

Измаешься ведь.

— Да, — ответил дрозд, — спасибо тебе, лиса, замечательная веточка.

Дрозд подлетел к ветке, на мгновение замер и отлетел прочь:

— Не моя это веточка.

— Шалый какой-то дрозд, — сказала себе лиса и растворилась в презрении.

Дрозд уже изнемогал от усталости. Он метался с места на место, все больше теряя силы.

Сумерки вдруг выглянули филиновыми глазами из ниоткуда.

При более внимательном рассмотрении взгляд филина высвечивался из вечной нескрываемой и неодолимой отстраненности. Когда измученный неприкаянностью дрозд оказался в поле внимания филина, с ночной птицей произошло нечто небывалое и неизъяснимое: сначала филин воспылал сочувствием к дроздовой бескомпромиссности, затем разом пережил оскорбленность всеобщей неуместностью и, наконец, в необъяснимом сальто души филин повеселел:

— Давай-ка я тебя обвенчаю вон с той веткой, — предложил филин дрозду.

— Зачем? — мрачно спросил самоуничижающийся дрозд.

— У тебя, может быть, обретется мотивация к преданности и постоянству, — объяснил филин.

Дрозд на мгновение замер, но от усталости сорвался с очередной веточки. Крылья едва удерживали его.

— Нет, — сказал дрозд. — Я буду искать только свою веточку. Я хочу, чтобы она была мне предана, как я ей. Во мне есть несказанный идеал моей веточки. И никакой другой. Все они не мои. Моя веточка ждет меня. Может быть, она сохнет без меня.