Психофильм русской революции - [15]

Много еще и теперь говорят о проигранной маньчжурской кампании и утверждают, что Императорская армия не выдержала своего экзамена. Я был участником этой войны, и притом в доблестной боевой части - в Кавказской конной бригаде. Эта война нанесена в живых образах на мой психофильм памяти. И только извращенная психика больного общества не видит настоящей причины поражения. Войну проиграла не армия, а все русское общество, одновременно разыгрывавшее уже революцию и вопившее о непопулярности этой войны, о ненужности Порт-Артура и прочий вздор.

Событие в истории России, имевшее на ее судьбу громадное влияние - русско-японская война - никогда не будет правильно освещено, а быть может, исказится на страницах истории еще больше, чем это сделано в наши дни. Эта война красочно отпечаталась на моем психофильме, и я хочу здесь дать несколько штрихов, которые могут помочь правильному пониманию ее значения.

К концу 1903 года Россия уже находилась в предреволюционном периоде. Русская интеллигенция сплошь была заражена конституционнолиберальным бредом. Были выкристаллизованы все лозунги революции, и подготовка ее шла полным темпом. Делами Дальнего Востока интеллигенция весьма мало интересовалась и не понимала тех задач, которые преследовало императорское правительство, проложившее через весь материк Великий Сибирский путь и естественно стремившееся к выходу в море через незамерзающий порт. Уже тогда, что бы ни предпринимало правительство, все критиковалось и служило поводом к фрондированию и порицанию. Задача между тем была поставлена ясно, а успехи русских войск во время китайской войны и Боксерского восстания, казалось, закрепляли позиции, занятые Россией на Дальнем Востоке. И только теперь, много лет спустя, ясно видно, как правилен был путь царского правительства, и даже большевики стараются вернуться к этим мечтам.

Когда в конце 1903 года слышались вести о неладах с японцами, левые круги сейчас же обратили это в оружие борьбы с правительством. Вместо того чтобы вникнуть в сущность вопроса и изучить его, общественное мнение скоро было все охвачено легендой об авантюрах на Ялу. Склонялось на все лады имя Безобразова и твердилось, что в аферах на Ялу замешаны высокие лица и даже сам Царь. Твердили, что Дальний Восток - совершенно ненужная для России авантюра, что Маньчжурия нам не нужна, и уже заранее предрекали, что война будет непопулярна. Это в один голос твердили либеральная интеллигенция, писала пресса и муссировали за чайными столами, за которыми складывалось тогда общественное мнение. Вот эти-то либеральные веяния и выкристаллизовали в самом начале войны лозунг непопулярности войны, который во время ее разгара пораженцами был возведен в революционный клич «Чем хуже, тем лучше».

В начале японской войны авторитет Императорской армии стоял прочно и агитация велась более или менее скрытно. Я тогда занимал пост директора правительственной психиатрической больницы, был в очень хороших отношениях с министерством, и, конечно, мне не сиделось спокойно, когда там на востоке разыгрывались события и шла война. Я отпросился в четырехмесячный отпуск в Маньчжурию. Министр Плеве отнесся к этой идее сочувственно, так как я мотивировал свое желание изучением на поле действий военной психологии, и дал просимый отпуск. Князь Святополк-Мирский, который был тогда виленским генерал-губернатором и попечителем моей больницы, дал мне рекомендательные письма к генералу Куропаткину, а корпусный командир в Вильно генерал Разгонов дал мне такое же рекомендательное письмо к генералу Бильдерлингу, который командовал 17-м корпусом.

10 июня я выехал на театр военных действий. Судьба свела меня в Москве в одном вагоне скорого поезда с ехавшим на войну генералом князем Орбельяни, командиром так называемой Дикой, или Кавказской конной, бригады. Мы скоро сговорились, и он взял меня в качестве бригадного врача-добровольца. В этой роли, всегда при нем, вместе с начальником штаба бригады полковником Д. А. Лопухиным я и принял участие в действиях бригады в первый период войны до боев на Шахэ.

То, что я видел, было грандиозно, и мне было странно, что никто на это не обращал внимания. Война велась за десять тысяч верст. Предстояло перебросить миллионную армию на это расстояние по одноколейному пути. Выполнение такой задачи было поставлено пред Русской армией впервые. И только идеальный порядок Императорской России и заслуги министра путей сообщения князя Хилкова могли справиться с нею. Эшелоны шли за эшелонами, везлись войска и грузы, и только что выстроенная железная дорога справлялась с этою перевозкою прекрасно. У японцев театр военных действий был под руками, и, казалось, вне сил человеческих было бы сосредоточить войска и задержать наступление японцев в Маньчжурии.

В военных эшелонах атмосфера была чистая, но трещины в психике русских людей уже обозначались. Князь Орбельяни был человек с большими связями и потому был в курсе правительственных веяний. В Иркутске тогда был генерал-губернатором граф Кутайсов, а на его дочери был женат мой старый знакомый, харьковский губернский предводитель дворянства Н. А. Ребиндер, которого я посетил и познакомился с тамошними настроениями. Вся картина передвижения громадной армии за де -сять тысяч верст по одноколейному Сибирскому пути была изумительна. Совершилось это передвижение без перебоев в полнейшем порядке. Пресловутый «старый режим» блестяще выдержал экзамен. Двигались войска и грузы. В нашем поезде ехала масса офицеров. За Иркутском через Байкал ехали на ледоколе, так как обходной железнодорожный путь еще заканчивался. Путь через Маньчжурию до Харбина, а затем до Ляояна шел уже чужими краями, однако колонизуемыми русскими, и видно было, как ширилась русская культура на восток.