Психоанализ. Среди Миров, Пространств, Времён… - [5]

Теперь я должен остановиться, ввиду предоставленного мне формата и ввиду того, что крылья моего эссе-пегаса не выдерживают груза, проглоченного им выше. Хочу лишь отметить: в повседневной обыденной жизни мы то тут, то там встречаемся с бессмертной работой функции расщепления. Люди, не находясь в психотическом состоянии или в состоянии маразма, могут совершать поступки, действия, интеракции, обусловленные работой функции расщепления. Например, неузнавания или ложные узнавания актёров, играющих роли в кино; неузнавания или ложные узнавания родственников и знакомых при встрече. Так один, известный ныне, коллега раз пять в течении последнего десятилетия заново знакомился со мной, тогда как ранее в течении года мы встречались и общались с ним не менее раза в две недели. Другой коллега, проживши почти всю жизнь в Москве, упорно хочет казаться жителем маленькой гордой независимой прибалтийской республики, где никогда не жил.

Прощаясь, мой долготерпивый и досточтимый читатель, я предлагаю Вам посмотреть на проявление расщепления с ещё одной стороны. В приведённой ниже короткой зарисовке пациент находит в анализе способность использовать функцию расщепления. Это был для пациента важный шаг на пути к дальнейшим достижениям.

Пример

Пациент К, проживающий с братом-близнецом в одной квартире, не отличал собственных желаний, чувств и умозаключений от желаний, чувств и умозаключений брата, матери и отца. К тому же он воспринимал мать и отца как единую личность. В конечном счёте, все ближайшие родственники, друзья, любовница, коллеги по работе видели мир – он не сомневался – его глазами. Пациенту достаточно было перекинуться с кем-либо парой фраз – и те люди «становились» сразу его друзьями и им самим.

Пациент не страдал психотическим расстройством, но периодически страдал от «своей глупости»: рано или поздно он «обманывался» в своих ожиданиях и мог мне всё хорошо объяснить, – что с ним на самом деле происходило в реальности. К. изучал психоаналитическую литературу, направо и налево использовал психоаналитические термины, давал интерпретации сам себе – за себя и за меня. Он ожидал, что я буду подтверждать его интерпретации, говорить его словами, что мы сольёмся с ним в полном психоаналитическом экстазе. Мои интервенции К. забывал к следующей сессии, он вспоминал лишь выводы, сделанные им самим… мои интервенции сливались с ним.

Всё вышеизложенное продолжалось много месяцев. Наконец, пациент заметил: на сеансах с ним сидит кто-то другой. И этот другой почему-то слушает его, – и как только этому другому «не надоест слушать одно и то же».

К. постепенно стал искать в себе возможность использовать функцию расщепления. Вначале он с удивлением и негодованием обнаружил: брат-близнец не является им самим, недоброжелателен к К., высмеивает его, не одобряет увлечение пациента психоанализом. К. начал различать в себе собственные части и чужие части.

Западный ветер

Моя более чем десятилетняя практика в качестве супервизора психоаналитически ориентированных психотерапевтов и психоаналитических психотерапевтов привела меня к ряду размышлений и представлений, отражающих отношение терапевтов к своим пациентам. Некоторыми моими соображениями, наблюдениями и ассоциациями я хотел бы сегодня поделиться. Может быть, что-то здесь покажется полезным молодым супервизорам и терапевтам для их нелёгкой работы, может быть – что-то вызовет недоумение и заставит поставить перед собой другие вопросы, может быть – вызовет даже бурю эмоций неприятия… Как знать, покуда не подул Западный Ветер.

Как пациент попадает к терапевту? Иногда пациент попадает к терапевту через какое-либо кадровое агентство какой-либо институции. Такой пациент способен восприниматься терапевтом необычайно ценным подарком и актом особого расположения институции. Настолько ценным, что его необходимо тщательно хранить и оберегать от пыли вопросов, от шелеста переноса, вообще от всяческих тревожащих прикосновений. Подарок настолько хрупкий, насколько дорогой. На него можно, в лучшем случае, смотреть. Смущает только ответный реальный или предполагаемый взор. Взор пациента вопрошающий. И чего ему нужно, этому пациенту? Трогать-то его нельзя! А пациент всё обращается и обращается к аналитику на вербальном и на невербальном уровне. Наконец, пациент начинает раздражать терапевта. Почему он всё приходит, нет ли тут злого умысла, не засланный ли это казачок? Действительно ли пациент божий дар – или наказание и пренебрежение со стороны институции? За страхами и подозрениями образ пациента тает, превращается в привидение. Привидение исчезает с тем же Восточным Ветром, с коим и появилось.

Несомненно – пациенты способны прибыть к психотерапевту не только по земле, но и по воздуху и по воде. Прибывают они не случайно, а после большой и часто длительной внутренней работы. С актуализировавшимися развёрнутыми внутренними и внешними конфликтами, страданием, массивными страхами и непомерными надеждами, со сфантазированным терапевтическим интерперсональным и интерсубъективным пространством. И чем незаметнее вербальные составляющие переноса в начале терапии, тем насыщеннее проективные и интроективные его аспекты, тем активнее пациент использует свои бессознательные пространственно-временные континуумы, стремясь обнаружить, обосновать и придать смыслы новым отношениям со смешанным старо-новым объектом=терапевтом. Однако, не только пациент является к терапевту per aspera. Ожидание пациента порождает в терапевте не менее интенсивные процессы. Я склонен думать – более интенсивные. Фантазии, будто терапевт более организованное и привитое тренингом существо, на поверку оказываются фикцией. Порой даже опытным аналитикам необходимо время, чтобы вспомнить о необходимости структурировать границы терапевтического взаимодействия: собственно – вспомнить о том, кто терапевт, а кто пациент… и что здесь и зачем происходит. Терапевт бывает перегружен переживаниями отношений в профессиональной среде. Это обычная ситуация, характерная не только для психоаналитического и околоаналитического сообщества, но и для других сообществ, где во главу угла ставится интеллект, способность к чувственному восприятию и к эмоциональному резонансу. Подумаем о людях искусства, учёных, шахматистах, религиозных деятелях: в их среде существуют схожие «пряности». Таким образом, очередной пациент может ожидаться как инструмент, обозначающий перфектность терапевта, как способ возвыситься над коллегами. Терапевт видит себя царём со скипетром, державой и в короне. Сейчас он начнёт анализ, просчитает, вычислит, исчислит объект исследования, пользуясь всеми подручными ручными теориями. Он всё поймёт и разъяснит… этим… коллегам. Заодно предстанет пациенту эдаким виртуозом-благодетелем.