Психея. Забвение - [2]

Подставляю лицо восходящим лучам солнца, они греют мои прохладные щеки, покрытые слезами прощания. Я больше не могла находиться в клинике, принимать лекарства и каждый раз возвращаться. Мне необходимо было оттолкнуться с мертвого места и продолжать жить. Пусть будущего я не видела, но и умирать не собиралась. Физически. Имена, выгравированные на гранитном камне, осветились лучами солнца, поблескивая и переливаясь. Я снова вчитывалась в них, как в первый раз, принимая случившееся, и свыкаясь с настоящим. С трудом выдохнув, я срываю еще несколько травинок, сжимаю в руках, пока они не окрашивают мою ладонь в зеленый цвет.

— Мам, — сдавленно шепчу я, — я попробовала приготовить кесадилью, и она получилась ужасной на вкус. Мои попытки готовить, как ты, не увенчались успехом. И я скучаю по вкусным завтракам. — Мой голос меняется. — Скучаю по утренним неожиданным встречам, именно поэтому не закрываю двери на ключ, забывая о том, что вы не приедете. — Прикладываю пальцы к губам, сосредотачиваясь. — Но я помню, как ты хотела поехать в Мексику, и теперь, видимо, у меня тоже будет история для тебя и папы. — Едва сдерживаю себя, чтобы снова не расплакаться. — Прости меня, папочка, я снова копалась в твоих вещах. Мне надо было перебрать то, что я возьму с собой. Все вещи находились в контейнере, и твой дневник — единственное, что я позволила присвоить себе. Мне не хватает путешествий, ощущения того, что, когда я вернусь, вы будете меня ждать. Кажется, если я уеду в Мексику, мне будет куда возвращаться. Я надеюсь на это. Если вам не сложно, приглядывайте за мной.

Я чувствую их рядом с собой, наверное, как и любой другой человек, находящийся на кладбище. Может от того, что в это хочется верить…

— Обещаю, когда я вернусь, обязательно расскажу вам о том, что происходило. И наши рассказы никогда не прекратятся. — Встаю и обтряхиваю мелкие травинки, накрошенные мной на свободные штаны. — Скоро мы встретимся. — Прикладываю пальцы к губам, затем к надгробию. — Люблю вас, мне пора уходить.

Иду задом наперед, боясь отвернуться от них, забыть, как ухожу, оставляя их в сырой земле, которая совсем скоро промерзнет насквозь, скованная холодами. Оставить их в одиночестве, ждать меня, когда я вернусь. Мне говорили в клинике, что жизнь продолжается, но иногда слова ничего не значат. Время, проведенное вместе, пролетело незаметно, и никто не готовится к тому, когда твой внутренний компас постоянно зовет тебя домой, которого у меня не стало. Единственное место, где я могла их встретить, это кладбище, общий дом всех мертвых жителей нашего городка. Отпускать всегда нелегко…

Прикладываю руку к сердцу, даю им знать, что они всегда со мной, и оборачиваюсь быстрым шагом, пересекая оставшееся расстояние. Захлопнув за собой пассажирское сидение, я смотрю в окно, игнорируя человека, сидящего в салоне. Девушка наблюдает за мной, затем берет меня за руку и сжимает ее.

— Они были бы рады за тебя. Ты справилась и теперь можешь продолжить. — Кэрри заводит машину и указывает пальцем на коробки за нашими спинами. — Я собрала то немногое, что нам понадобится из наших вещей. Надо проследить, чтобы все сложили в контейнер и не растеряли. — Она замолкает, пока я хмуро смотрю в одну точку. — Ты не жалеешь о том, что я сопровождаю тебя?

Я несколько раз моргаю, когда она прикасается к моему лицу своей теплой рукой, сосредотачиваюсь на ней.

— Я что? Прости. — Она понимающе кивает, не только я потеряла родных. — Жалею? Нет, что ты. Это тебе, должно быть, страшно покидать страну ради нескольких месяцев моей адаптации в Мексике.

— Адаптация звучит так, будто я сдаю тебя в изолятор или приют для брошенных животных. — Кэрри издает смешок. — Хотя я не далека от истины.

— Не начинай. — Я вытаскиваю свои солнцезащитные очки из бардачка и захлопываю чехол.

— Мексиканцы ленивые. — Она сворачивает на центральную дорогу и притормаживает на пешеходном переходе.

— Кто-то сегодня не хотел подниматься с кровати, убирать за собой номер и вообще считает готовку нудным занятием, — отвечаю я и вытаскиваю сумку с заднего сидения, проверяю документы.

Машина трогается с места, я, наконец, справляюсь с наружным замком и вытаскиваю бумаги. Проверяю разрешение и вид на временное жительство. Решение поехать в Мексику не было спонтанным, когда мне стало невыносимо находиться среди родных мест. Отговаривать было некому, а единственный человек, ставший мне другом, была Кэрри. И это стало удачей…

— Я могу остаться с тобой столько, сколько нужно, ты же знаешь. — Она протягивает руку, как только я открываю упаковку с сырными шариками. — Тем более тебе будет жутко скучно без меня.

— Зато меня никто не будет объедать, — отвечаю ей и ставлю пакет на консоль между нами. — Ты сама решишь, как тебе будет удобнее. Кто знает, что нас там будет ожидать. Может, найду себе горячего мексиканца и сбегу от тебя.

Она смеется, закидывает в рот соленые шарики и вытирает тыльной стороной руки свои губы. Кэрри была тем человеком, который мог броситься в омут с головой, перешагнуть через свое прошлое, сделав вид, что она никогда не переживает о случившемся с ней. Но я знала, что она все еще обвиняет себя за свои промахи, совершенные в прошлом. Избавиться от алкогольной зависимости и поверить в себя очень сложно. Особенно если ты в пьяном угаре не заметила, как твоя половинка умирает. Трагедия толкнула нас с Кэрри в бутылку. Мы нашли нечто общее и справлялись с этим так, как умели. Каждый день в течение полугода нас садили вместе за обеденный стол, но ни одна из нас не замечала человека, сидящего напротив. Мы были настолько погружены в случившееся, что не пытались наладить контакт. В один из дней Кэрри, присаживаясь рядом со мной, вдруг поздоровалась, привлекла мое внимание рассказом о вязании, которое должно успокаивать нервную систему. Когда я сказала, что не умею вязать, она ушла, оставив меня сидеть в одиночестве, глядя на ее пустую тарелку. Вернувшись, она вручила мне клубок пряжи жуткого оранжевого цвета, набрала пару петель, нависнув надо мной. Я делала так, как она говорила, петля за петлей затягивались на моих глазах, превращаясь в странный орнамент, напоминающий снежинку. Меня в тот момент бросило в жар; я будто вернулась в снежный Уистлер и так явно увидела лица своих сопровождающих. Мне стало плохо, трясущиеся пальцы не отпускали спицы, даже когда она пыталась выдрать их из моих рук. Я видела перед собой Джареда, его искаженное гневом лицо и лживые глаза. Как я могла исправить ситуацию? Улететь вместе с ним на самолете, но Грант не позволил мне сделать этого. Он был для меня виноватым, и я уже сомневалась в том, кто есть кто. Эти два мужчины слились для меня воедино. Отгородившись от Меллона, из меня словно вырвали кусок души; притяжение и внутренняя борьба с желанием увидеть его снова, стали для меня очередным нервным срывом. Я еще больше душила саму себя, обрастая запретами.