Псевдонимы русского зарубежья - [175]

Вопрос о политических симпатиях, питаемых частью эмиграции к СССР, имел множество градаций и разнообразных форм и видов проявления – от относительно «невинного» участия в эмигрантской просоветской печати и общения с засылаемыми на Запад советскими посланцами-эмиссарами до движения «возвращенчества» (взятие советских паспортов, активная «патриотическая» пропаганда и пр. – вплоть до соглашения работать на советские спецслужбы). То обстоятельство, что Прегель в первые послевоенные годы, когда процесс советизации в эмигрантской среде развивался в особенности активными темпами, жила не в Париже, а в Нью-Йорке, безусловно, сыграло свою определенную роль в ее личной судьбе, однако и в этих условиях идеологический профиль журнала носил откровенно левый характер[758]. Кроме того, нам известны далеко не все из круга сотрудников-«новоселов»; был еще какой-то потенциальный состав, кого Прегель хотела бы видеть на страницах своего журнала. Например, И. Эренбурга, к которому она обратилась с письмом, отправив ему, желая заинтересовать, четыре книжки и испрашивая на них отклик (письмо датировано 17 апреля 1946 г. и было адресовано через советское посольство в Вашингтоне)[759].

Нет ничего удивительного в том, что «левая» политическая диспозиция «Новоселья» порождала в русской эмигрантской среде, не просто гетерогенной, а самым явным образом политически поляризованной, армию недоброжелателей. Одним из достаточно непримиримых оппонентов журнала был, например, Г. Иванов, никогда в «Новоселье» не печатавшийся, а в 1950 г., уже под самый занавес существования журнала, выступивший против него в парижском «Возрождении» (речь шла об отзыве на последнюю, 42 / 44-ю, книжку) с едкой критической репликой, названной «“Новоселье” на новоселье». Не исключено, что ее название в полемических целях дублировало заметку А. Бахраха двухлетней давности «Новоселье “Новоселья”», напечатанную в газете «Русские новости» (см. об этом далее). Сравнивая «Новоселье» с довоенными «Числами» и «Кругом», Г. Иванов замечал:

Как «Числа» или «Круг» – «Новоселье» охотно печатает вещи, ничего не имеющие общего с искусством, но зато «авангардные».

И далее с интонацией резкой неприязни и осуждения развивал это суждение, касаясь персональных имен:

Есть в «Новоселье» и произведения «литературного генералитета» – Бунин, Ремизов и Тэффи, неизменных сотрудников «Новоселья» и нынешнего и, печальной памяти, нью-йоркского…[760]

Чувствуя себя «по ту сторону» от «Новоселья», автор не скрывал разделяющей его и журнал границы:

Все-таки и на новоселье «Новоселье» остается по ту сторону разделяющего нас «барьера». 16 июня большевизантствующее «объединение писателей» под председательством Адамовича пышно чествовало журнал и его редакцию[761], «с 1942 года стремящуюся к объединению всех живых сил зарубежья», по выражению репортера «Русских Новостей». Мы ни к числу желающих объединяться с этими «живыми силами», ни к тем, кто считает нужным «Новоселье» за его «объединительную» деятельность чествовать – не принадлежали и не принадлежим[762].

Прегель в долгу не осталась, и хотя, насколько нам известно, мнение о поэзии Г. Иванова публично не выражала, в письме к поэтессе и издательнице Р. С. Чеквер от 2 марта 1951 г., приветствуя ту в связи с основанием парижского издательства «Рифма», в котором вышел ивановский сборник стихов «Портрет без сходства» (1950), однако не скрывая своего отношения к автору, замечала:

Единственное, с чем я была (и остаюсь) не согласна, это издание книги Г. Иванова[763].

Прегель, разумеется, не могла не сознавать, чем является Г. Иванов для изгнаннической поэзии и русской литературы вообще, однако затаенная на него обида была, по-видимому, сильней и, как это нередко бывает в писательской среде, распространялась на собственно литературный «имидж» противной стороны – деформировала пропорции и искажала истинный характер творческой одаренности. Впрочем, не исключено, что к этому чувству примешивались и дошедшие до Прегель слухи о коллаборационизме Г. Иванова[764].

Нет, однако, оснований полагать будто бы отношение к «Новоселью» в эмигрантской аудитории определялось сугубо политическими симпатиями и антипатиями; как всякое заметное общественно-литературное явление, журнал становился объектом субъективных мнений, вкусов и оценок, имевших широкий диапазон – от восторженных до негативных. Так, скажем, А. А. Гольденвейзер, особого пиетета к прегелевскому предприятию не испытывавший, в письме к Е. А. Фальковскому от 30 декабря 1944 г. писал об издающихся в США «хорошем» «Новом журнале» и «плохом» «Новоселье»[765].

В первые годы в «плохом “Новоселье”», печатались, однако, видные представители русской диаспоры в США. После выхода в свет шестой книжки журнала за 1943 г. со своими эссеистическими заметками («Музыка и христианство», «Об интерпретации», «Несколько слов об американских оркестрах») С. Кусевицкий 13 ноября писал Прегель:

Дорогая Софья Юльевна!

Мне доставило большую радость прочесть в Вашем «Новоселье» свою статью, так прекрасно изданную. Должен сознаться, что прочел ее с большим интересом и думаю, это оттого, что впервые вижу ее напечатанной на родном языке.