Псевдонимы русского зарубежья - [173]

В русской литературе «Новоселье» имеет освященную временем и именем Пушкина традицию. Один из литературных альманахов пушкинской эпохи носил это название, и сам поэт в нем участвовал. Таким образом, мы ставим наш журнал под знак великого поэта[739].

Редакция журнала разместилась на 2 East 80 Street в Нью-Йорке. Секретарем редакции стал М. Айзенштадт, выступавший в журнале – как автор и как переводчик – под псевдонимами «М. Железнов» и «Аргус».

Журнал просуществовал восемь с лишним лет. Первая книжка вышла в феврале 1942 г.[740], последние две – строенные номера 39 / 41 за 1949 г. и 42 / 44 за 1950 г. – увидели свет в Париже, куда София Юльевна вернулась осенью 1948 г. В течение 1942 г. вышло десять номеров журнала, после чего начиная с февраля – марта 1943 г., он приобрел сквозную нумерацию. Таким образом, в общей сложности из печати вышли 54, а не 44 номера, как это можно заключить из некоторых библиографических описаний[741]. В письме советскому литературоведу П. Л. Вячеславову Прегель в связи с «Краткими рассказами» Бунина этот факт специально оговорила:

Что же касается «Кратких рассказов» Бунина, то они помещены в № 26 (1946 г.). На самом деле это № 36, т. к. первые десять номеров в общий счет не вошли[742].

Прегель намеревалась продолжать «Новоселье» (или что-то подобное ему) и далее, после его приостановки в 1950 г., о чем, в частности, писала А. Бахраху 3 марта 1952 г.:

А «Новоселье», Алик, будет еще следовать. Или что-нибудь в этом роде!..[743]

Продолжения, однако, не последовало. Ю. Терапиано впоследствии писал, что вместе с закрытием «Новоселья» закатилась целая эпоха – завершилась «прежняя довоенная зарубежная литература, продолжавшая линию дореволюционной всероссийской литературы, с ее критериями вкуса, с ее традициями и отношением к делу писателя и поэта»[744].

«Новоселье» продолжало заведенную среди эмигрантских журналов еще в Париже традицию проведения «чаев» и «обедов». Первый такой обед был приурочен к выходу в свет № 1. Он проходил 19 февраля 1942 г. в одном из нью-йоркских отелей в присутствии примерно 100 человек. В информации об этом событии, которая появилась в самом журнале, сообщалось о том, что

С. Ю. Прегель огласила приветствия, полученные от друзей «Новоселья», и прочитала стихи, посвященные скитаниям зарубежных литераторов. В речах Б. Ярова, Л. Камышникова, Н. Задри, А Литтона и М. Слонима было указано, что перед «Новосельем» стоят широкие задачи и что журналу предстоит сыграть значительную роль в деле поддержки связи русских в Америке с родной культурой. В артистической программе вечера приняли участие г-жа Бел[л]а Рейн, спевшая частушки М. Железнова о сотрудниках «Новоселья», сопрано Татьяна Поберс, исполнившая ряд арий и романсов, и певец-гитарист И. Спивак. Все исполнители были награждены шумными аплодисментами.

Вечер привлек значительное число представителей литературы, искусства и общественности и прошел с большим подъемом, в дружеской, живой и непринужденной атмосфере[745].

Отношение Прегель к «Новоселью», рожденному, выпестованному и взращенному ею детищу, было по-матерински трепетным. Журнал стал центром ее вселенной, главным предметом неустанных забот и трудов.

Я работаю, как негр, над журналом, – пишет она 23 сентября 1945 г. своему давнему, еще по Берлину, приятелю, поэту В. Л. Корвин-Пиотровскому. – Помимо редактирования, почти всю техническую работу взяла на себя. Этим и держимся. Журнал растет[746].

В письме от 10 марта 1946 г. ему же:

Издавать русский журнал становится всë труднее: цены растут не по дням, а по часам. – Есть еще и другие привходящие обстоятельства… Только упорство и спасает[747].

Ростом своей популярности журнал был обязан поистине каторжной работе редактора, требовавшей железной выдержки, бесконечного терпения, напряжения всех душевных сил. «По-прежнему много работаю, прошибаю стенку лбом», – признается Прегель в письме к Л. Ф. Зурову от 25 сентября 1945 г. И добавляет: «Здесь пока еще можно дышать. Нет того озлобления, кот[орое] царит по ту сторону океана»[748]. О непростой битве за журнал пишет она и в письме к В. Н. Буниной от 21 декабря 1946 г.:

Интереса к литературе в США – никакого. (Я говорю о «русской Америке».) Не стоит себя обманывать. «Новоселье» с трудом завоевало себе друзей. Здешняя публика крайне недоверчива. Не мудрено – ее часто обманывали проходимцы, выдававшие себя за литераторов[749].

Однако вопреки трудностям, или, если процитировать редакционную заметку, открывающую 33 / 34-ю книжку «Новоселья» за апрель – май 1947 г., «преодолевая все многочисленные препятствия, стоящие на пути русского журнала за рубежом», Прегель упорно продолжала делать столь нужное и важное для того времени дело. Несмотря на свой по-женски мягкий характер, редактором она оказалась требовательным, строгим, порой даже суровым. Годы спустя К. Померанцев вспоминал, как София Юльевна говорила ему:

«Нужно заботиться не только о читателях, но и о сотрудниках, их уважать и за ними ухаживать, что не значит – печатать всë, что принесут. Мне если бы даже сам Толстой принес неподходящую для журнала вещь, я так бы ему и сказала и принесенного не напечатала бы». И, конечно, не напечатала бы, – заключает мемуарист