Псевдо - [28]

Так далее и продолжалось тому подобное, сему подобное, себе подобное. Себе подобное в данный момент, если следовать далее этой ёбаной конкретике.

Чего я ругаюсь, в самом деле? Простите… Вакцину чистоты, блядь, вкололи мне в этом уёбищном Нижнем Новгороде. Вот и всё. Ирочка, славная моя, серёжина. Нам позвонил Вова. Тоже грустненький.

Позвонил и давай бубнить протяжно так и печально. Бедный мой сильный Вова Афанасьев…

«Псевдо», маленькая какашка, набедокурил у себя в пансионе, и мне пришла телеграмма, содержащая вызов на родительское собрание.

Решили ехать все вместе: я, Мила, Ленушка, девочка Ирочка, Ивлен и Дима Стоянов.

Взяли водки, сели в электричку, говорили об искусстве и всё никак не могли выпиздеться.

Приезжаем в Энск, — на перроне странные люди: у всех на лицах печатные буквы и символы. Даже у бомжей. Пришли в себя уже в вестибюле искомого учебного заведения.

В школьном дворике происходила известная беготня. Небритый «Котлован» гонялся по всему саду за какой-то маленькой повестишкой, то и дело грозно замахиваясь огромной метлой. Вот он настиг её и на наших глазах принялся избивать. Да так, что полетели странички.

Мы с Димой Стояновым (это милин второй муж) выбежали из здания и немедленно набили «Котловану» морду.

Результатом этого инцидента явилось то обстоятельство, что мы не были допущены на родительское собрание, лишились аудиенции с «Войной-и-миром» (директором пансиона), свидания, собственно, с «Псевдо», и вообще были посажены в карцер, где моментально наткнулись на валявшегося в луже собственной крови, как всегда опутанного собственными вывалившимися кишками мисимовского «Золотого-храма». Тот был наказан за то, что отобрал завтрак у «Игры-в-классики» и трахнул в туалете «Овода».

На самом деле, как мы узнали из разговора с «Золотым-храмом», в этом половом акте также принимал участие «Подросток-Савенко», но этот факт почему-то не был принят во внимание администрацией пансиона.

О «Псевдо» же «Золотой-храм» поведал, что тот помимо «Гранатового-браслета» сдружился ещё и с «Молохом», и что они втроём замышляют побег и подумывают об эмиграции куда-нибудь в Латинскую Америку. «Псевдо» периодически пытается убедить друзей направить свои страницы в Израиль, но поскольку те непреклонны, согласен и на Америку, лишь бы не разлучаться с друзьями.

(Сейчас уже заполночь. Я стою в вестибюле метро «Пушкинская». Хочу домой.)

На третий день нашего заточения в карцере произошло следующее: у всех женщин (у Лены, Милы и Иры) внезапно начались месячные, а у нас со Стояновым посинели хуи. С Ивленом случилось и то и другое сразу.

Через два часа, после невыносимых моральных страданий, нас наконец выпустили и разрешили свидание с «Псевдо».

Внешне наш мальчик казался весел, но в душе его совершенно явно кипели какие-то страсти. Тем не менее, он довольно искренне облобызал всех своих матерей и пожал нам со Стояновым руки. Ивлен же был проигнорирован и вследствие этого опечален.

Первыми словами «Псевдо» были ругательства в адрес преподавателя немецкого языка: ««Симплициссимус» — мудак, дерьмо и задница!»

А потом «Псевдо» сказал нам: «Я знаю, как надо!», и мы пошли на собрание, специально из-за нашего ареста перенесённое на три дня.

«Псевдо» сначала все ругали, а потом все хвалили. Скажу откровенно, мы ехали в пансион скандалить, но всё собрание промолчали, словно набрав в свои рты воды.

«Ведь это же выпускной класс, а у вашего мальчика нет никакого чувства ответственности!» — истерично воздев руки к небу, шумела «Анна-Каренина».

«Весьма, весьма талантливый юноша», — скрипел «Процесс». «Он может стать настоящим силачом!» — говорил «Евгений-Онегин» и был по-своему прав.

«Возмутительное безобразие! Почти взрослый роман, а всё играет в побеги и эмиграции!» — возмущался учитель труда «Доходное-место».

А потом нам все надоело, и мы поехали по домам, оставив «Псевдо» много вкусной еды и несколько маленьких резиновых книжечек, чтобы как-то скрасить одиночество нашего отрока, находящегося в столь трепетной стадии полового созревания. По этой причине мы оставили ему редкий порнографический журнал, где знаменитые книги женского полу были запечатлены в неглиже и, естественно, в надлежащих позах.

День нашего отъезда из Энска совпал с похоронами «Золотого-храма», который всё-таки умер, так и не окончив курс в пансионе.

В недрах, или же между строк моего «Псевдо» существует моя комнатка, где стоит моя кроватка, на которой, по всей вероятности, была зачата моя первая жена Мила, и в которой (кроватке) сейчас лежит себе Максимка Скворцовка и пишет роман «Псевдо», в недрах или же между строк которого существует моя комнатка, где стоит моя кроватка, на которой, по всей вероятности, была зачата моя первая жена Мила. Максимка скоро уснёт…

До сей поры ни одна из страниц «Псевдо» не была написана мною в троллейбусе. Сейчас этот недостаток будет исправлен, и отчасти уже исправлен.

Сия пора называется утро (точнее полдень) 28-го марта, 12 часов 10 минут. Троллейбус № 15 везёт в мой бывший институт. Перефразируя Марину Сазонову, можно высказаться так: «Я учился в Педагогическом Университете на филфаке. Потом ушел. Сил не стало».