Прыжок за мечтой - [34]

Костик вздрогнул. Разобрались? Или это такой ход у следователей?

– Чай будешь? – спросил командир и, не дожидаясь ответа, закричал. – Мартынюк!

В приоткрывшуюся дверь заглянул лопоухий боец.

– Два чая, Мартынюк!

Командир подошёл к столу, с шумом отодвинул табурет, загасил папиросу в пепельнице. Затем разогнал папиросный дым рукой.

– Обиделся? Зря. Идёт война. Диверсантов у нас в тылу много. Не всех, к сожалению, удаётся обезвредить. Так что люди гибнут не только на фронте, но и здесь, в глубоком тылу. Только на передовой ясно видно, где враг, а тут не всё так понятно. Там, кстати, за тобой ваш старшина уже подъехал.

Мартынюк принёс чай. Неуклюже поставил стакан рядом с Костиком и чуть не опрокинул кипяток на стол. Но справился, и хотел было улизнуть за дверь, да только голос командира догнал бойца в дверях.

– Одежду Александрову принеси, – дождался, когда Мартынюк исчезнет, сказал. – Пей чай. И забудь, что здесь происходило. Понял?

Костик кивнул в ответ и встретился с тяжёлым взглядом командира. От неожиданности съёжился.

– Понял, – выдавил из себя Костик, и пить чай пропало желание.

Мартынюк принёс шинель, ремень, шапку. Костик через боль натянул всё на себя.

– Разрешите идти? – вытянулся он перед командиром.

– Идите, Александров. Воюйте, – усмехнулся чему-то своему.

Костик вышел из дома на ватных ногах, с сумбуром в голове и болью в районе груди. Старшина ждал у крыльца, сразу подхватил Костика и повёл к полуторке. Усадил в кабину, а сам залез в кузов. Сколько по времени ехали, Костик вспомнить не мог. По приезду он лёг в медсанбат, где занята была только одна койка. Красноармеец с фамилией Святоша успешно лечил простуженное горло, заигрывая с медсёстрами.

Знакомство состоялось быстро. Виталий Святоша оказался из детского дома, москвичом. Фамилию такую получил от священника, который нашёл его трёхмесячным на крыльце своего дома. Виталий вырос весёлым и шутливым парнем. Любил кулачные поединки и обожал бегать на лыжах. До войны успел стать разрядником и метил в сборную команды Москвы, но война спутала карты.

Парень не отчаивался. Оказавшись в отдельной зенитной батарее 150 стрелковой дивизии, за неимением лыж, бегал кроссы. Вот и застудил горло, получив нагоняй от командиров.

– И что тебя вот так и отпустили? – не верил Виталий.

– Я же вот он, перед тобой, – вздохнул Костик.

– А со следователем что?

– Я не знаю, – пожал плечами Костик.

– Тебе медаль надо было давать! – Виталий соскочил с кровати и заходил по палате от кровати до двери. – Нет, это ж надо. А диверсанта точно задавил?

– Задавил. Думаю, что выжить он не мог.

– Александров! – раздалось за дверью. – Александров!

Кто-то из медперсонала шикнул на крикуна, а затем и отругал.

– Так у вас всё равно раненых нет! – громко ответил крикун. – Письмо вот ему пришло.

Через несколько минут скрипнула входная дверь, приоткрылась немного и в палату заглянула медсестра.

– Не спишь, Александров? – не дожидаясь ответа, медсестра прошла к изголовью и положила треугольник письма поверх одеяла, и тут же вышла, плотно прикрыв дверь.

Виталий проводил медсестру заинтересованным взглядом и затем засмотрелся на конверт.

– От девушки? – но ответа не дождался и решил выйти из палаты.

Костик лежал и смотрел на треугольник письма, на ровный девичий почерк. Из Новосибирска, наверное, от родственников. Кто ещё мог ему написать? А почерк, похоже, Анны. Но почему-то он не торопился вскрывать этот первый полученный им треугольник военного времени. Это был ответ на его письмо, скорее всего, которое он написал ещё в поезде, а отправить удалось только в части, когда старшина продиктовал адрес полевой почты. Смущало только одно. Времени прошло мало. Не успело его письмо дойти до далёкого отсюда Новосибирска. Время военное. Но почерк женский. Похоже на почерк Анны, но не её. Завитки у букв «р» и «т» другие.

– Интересно. И кто это мог мне написать? – а в голове возник образ мамы.

Костик зажмурился и сквозь плотно сжатые веки проступили слёзы. Как ни странно, ему было жалко не себя, а маму. Вспомнилось беззаботное детство. Обиды, которые теперь кажутся совсем неважными, а порой и глупыми. Хоккей, о нём вообще можно забыть. Здесь, в это время, не до хоккея.

Костик приподнял подушку, поставив почти вертикально к спинке кровати, уселся удобней и придвинул письмо. Повертел в руках. Даже понюхал. Пальцы слушались не очень хорошо, но треугольник ученической тетради в клетку, всё-таки развернули.

Номер части написан так, словно автор очень торопился это сделать. Широко и размашисто. Ни кому, ни от кого, только название города. Странное письмо.

Листок, наконец, развернулся, и перед глазами появились ровные ученические строчки, написанные неторопливым красивым почерком, совершенно не похожим на тот, которым написан, можно сказать, адрес. И писала явно девушка.

«Дорогой боец Красной Армии! Выражаю тебе свою благодарность за твою отвагу и смелость по защите нашей Родины! А Родина – это наши близкие люди, отчий дом, наша советская земля.

Я знаю как тебе тяжело и холодно. Ты каждый день рискуешь своей жизнью. Очень хочу, чтобы моё письмо согрело тебя и придало твёрдости твоему духу. Мы все, кто находится в тылу, верим в тебя. Верим в нашу общую победу.