Прыжок рыси - [50]

«Выгодно ли Власти дружить с «якудзой»? Праздный вопрос, читатель, не правда ли? Зачем же подвергать риску жизни агентов, внедряя их в организованные преступные группировки, если можно заглянуть в общедоступный справочник и позвонить любому члену семейства «якудзы» прямо домой? Зачем тратить бешеные деньги на борьбу со шпаной, разрозненными рэкетирами, сутенерами и прочим криминальным сбродом, если «якудза» делает это лучше, тем более добровольно, хотя и не совсем бесплатно?.. Да «якудзу» в пример нужно ставить! Без демонстраций, митингов и забастовок, на основе строгого соблюдения принципов демократического централизма люди кормятся сами и кормят Власть. По улицам в Японии можно ходить спокойно, не в пример Нью-Йорку или Казани: никакой тебе, понимаешь, преступности! И ряды безработных стали редеть: проведя обряд посвящения в мафию невостребованных солдат и офицеров императорской армии, «якудза» сняла головную боль Власти. Зажглись в кварталах красные фонари — перестали увядать японки. Обрадовались скучавшие до сих пор домохозяйки: теперь лекарства им приносят прямо на дом. Можно в таблетках, можно в ампулах. И «якудзе» выгодно, и Власть довольна: самый надежный бизнес, который в отсталых странах называют торговлей «белой смертью» — в надежных руках! Чем бедному японцу защитить себя, не окажись поблизости кого-нибудь из 100-тысячной семьи «якудза»? И это предусмотрели: за умеренную плату можно приобрести оружие подходящего калибра.

Власть, конечно, морщится — ей по статусу так положено. Морщится и… отворачивается: «Глаза бы мои, мол, не смотрели!» Игра, значит, такая (по-японски «жмурки» называется).

Случись японцу оказаться на мели — тоже не беда. Подконтрольные «якудзе» ростовщики к вашим… простите, к его услугам! Берет деньги взаймы, пишет расписку, указывает в ней сумму с учетом 70 % годовых — и может себе ни в чем не отказывать. Ну уж если не вернет — тогда процент удвоится.

Можете вы себе представить это где-нибудь в Воронежской губернии?

Отношения между ростовщиком и клиентом должны строиться на честной и взаимовыгодной основе. Выгодно попавшему в затруднительное положение обывателю, выгодно ростовщику, выгодно «якудзе»: ростовщичество — идеальная возможность «отмыть» денежки, заработанные на нелегальном бизнесе — торговле наркотиками, к примеру.

Может помочь оказавшимся во временном затруднении Власть? Нет. Потому что Власть, как водится, сама в постоянном временном затруднении. А «якудза» может! Тем более что тайна подобных займов охраняется незыблемыми мафиозными законами. Это, понимаете, не банк «Менатеп», где любой следователь может получить информацию о вкладах…»

В подъезде, где проживал гомосексуалист, спекулянт и Ярослав Богданович в одном лице, пахло мочой и вареными курами. Оказавшись перед обитой в прошлом столетии дверью, Евгений нажал на кнопку звонка. Никто не откликнулся. Дверь отворилась со зловещим скрежетом сама по себе, стукнулась о похожий на гроб комод, не иначе, приготовленный к выносу.

«Еще один Кравцов», — решил Евгений, вспомнив о приеме в Корабельном переулке.

С кухни доносилось шипение чего-то вонючего на сковородке. Он вошел в квартиру, оказавшуюся коммуналкой, каких по его представлениям уже не должно было быть вовсе, — немыслимо большой и оттого неухоженной, как Россия. У плиты стояла женщина лет шестидесяти с прямыми седыми волосами, скрепленными старомодным перламутровым гребнем на затылке. Орудуя большой деревянной ложкой, она переносила из миски на сковородку водянистую массу, источавшую тот самый запах, который Евгений почувствовал, едва войдя в подъезд.

— Здрасте! — постучал он о косяк.

Женщина обернулась и всмотрелась в его лицо так пристально, что ему захотелось немедленно умыться.

— Ярик дома?

— Нет! — крикнула она вдруг. — Нету!

— Он болен?

Она приблизилась на полшага, не сводя сверлящего взгляда с его лица.

— Что?.. Он?.. Ага!.. По бабам!.. Принесут, жди!.. Водку хлещет небось!.. Мало ему понаддали!.. Раз-гиль-дяй!.. И ты небось… Пошел!..

Она говорила отрывисто, выкрикивая слова, как на несанкционированном митинге, точно в любой момент ее могли снять с трибуны и посадить на тюремную диету.

— Где он водку-то пьет? — совсем сник Евгений, опустив глаза на рассохшийся, никогда не мытый пол.

«Человечину жарит… небось», — подумал он, подавляя приступ тошноты.

— А?.. Инка!.. Инка!..

— Мама, успокойтесь, — послышался сзади не то приказ, не то мольба.

Женщина лет тридцати пяти в глухом синем платье ниже колен смотрела на Евгения огромными глазами. Если бы не вдавленная мелкая челюсть, делавшая выражение ее лица таким, словно она не переставала удивляться миру от самого своего рождения, ее можно было бы назвать пусть не красивой, но уж, во всяком случае, нормальной.

— Мама глухая, — взяла она Евгения за локоть, выводя из кухни в коридор. — И нервная. Не обращайтесь на нее.

Слово «не обращайтесь», по-видимому, означало «не обращайте внимания» и «не обижайтесь» одновременно.

— Мне Ярик нужен, — нетерпеливо сказал непрошеный гость.

— А я вам скажу, — пообещала она. — Меня Аленой звать. Или Аллой. Я его сестра.