Прыжок рыси - [23]

Евгений почувствовал, что в шаткую версию о праздном любопытстве Полянский не поверил.

— Да нет, конечно, — согласился он. — Но странно получается: его приятель спрашивает, что он был за человек.

Отказать ему в логике было трудно.

— Я знал одного Пашу, вы представили мне совсем другого, — буднично сказал Евгений и, откусив полбутерброда, попытался разрядить обстановку: — Что это у вас все так дорого, Виктор Денисович? С ума сойти!

— Экономическая свобода! — засмеялся Полянский. — Погодите, дойдет и до вас. Зарплата у нас, между прочим, тоже поболее. Бизнес. Предпринимательство на всех уровнях — возможности ничем не ограничены. Налоги плавают по усмотрению администрации — очень удобный способ ведения хозяйства. Скажем, нужно заполнить рынок товаром — сокращают пошлины на ввоз; нужно поднять химкомбинат — налоги на его продукцию сводят к минимуму, затраты ложатся на торговлю и другие предприятия.

— Так, кажется, повсюду в России?

— Должно быть так, Евгений Викторович, должно. Только Россия большая — пока-а от головы до хвоста дойдет! А потом, Россия ведет войны, ее раздирают противоречия на международной арене. Иногда кажется, что проблема обнищания собственного народа в правительстве значит меньше, чем драчка между сербами и хорватами. Впрочем, так было всегда. Еще Бердяев объяснял трудности российского становления непомерно большой территорией.

Объяснять ведущему рубрику «Диско-клуб», что Бердяев говорил об истоках русского коммунизма, Евгений не стал — политический диспут не входил в его планы.

— Виктор Денисович, как мне найти Алевтину Васильевну?

— Поднимемся ко мне, я дам адрес. Заодно посмотрите комнату, где работал Павел…

Комната, куда привел его Полянский, размерами походила на спортивный зал. Восемь столов с компьютерами, высокие и чистые окна с приоткрытыми фрамугами, за которыми простиралась панорама Приморска, море на горизонте.

— Вот его стол. Сейчас за ним сидит новенький, пришел к нам из «Приморской нефти».

— Что-то могло здесь остаться после Павла? — спросил Евгений, поздоровавшись с сотрудниками «Губернских ведомостей». — Может быть, какие-то бумага?

Две женщины и молодой парень с «конским хвостом», перетянутым резинкой, заулыбались.

— Да что вы! — махнул рукой Полянский.

— Тут после его смерти гэбэшники такой шмон устроили, что и пыли не осталось, — сказал парень, закурив «Мальборо».

— Даже в наши столы лазили, — заметила сотрудница помоложе. — Хотя все важное он забрал домой еще перед командировкой.

Парень опустился в кресло по ту сторону стола Козлова, стряхнул пепел в маленькую, похожую на перевернутую шашку, черную пепельницу.

— Нашли старый блокнот с телефонами, — напомнил он.

— Да, ежедневник. Большой такой, потрепанный, в голубой клеенчатой обложке. Лежал всегда в верхнем ящике стола, мы им иногда пользовались, там у Паши были записаны телефоны московских редакций и расписание поездов.

— А почему гэбэшники-то? — посмотрел Евгений на парня.

— У него все гэбэшники, — ворчливо проговорила сотрудница постарше и пробежала пальцами по клавишам компьютера.

— Да потому что действительно «гэбэшники»! — заверит тот. — Один — заместитель начальника УФСБ Давыдова, фамилию не помню. Когда ФСК в ФСБ переименовали, читатели нас письмами завалили, я ездил в Большой дом на Кипарисную за разъяснениями, интервью у него брал.

— Игорь Васин, — представил парня Полянский и протянул Евгению листок с адресом Козловой. — Из отдела писем.

— Спасибо, — спрятал адрес в бумажник Евгений.

— Я провожу вас.

Они вышли в коридор, дошли до лифта.

— Виктор Денисович, что все-таки было утром третьего марта?

Полянский вызвал лифт, сунул руки в карманы пиджака и вздохнул:

— Не знаю, что рассказывали вам вахтеры, но думаю, что добавить нечего. Представьте себе мое состояние — ничего не помню, все как в тумане…

— А все-таки?

— Я постучал. Павел не отозвался. Постучал сильнее. Тишина. Спустился к вахтеру, узнал, что он не выходил и что Нелли ушла поздно, кажется, в час ночи. Я заглянул в замочную скважину, на ручке висела косынка. Тонкая, полупрозрачная красная косынка — я видел, она носила ее на шее.

— Она что, всегда там висела?

— Да нет, всегда, когда Павел был в комнате, с обратной стороны торчал ключ. А на этот раз ключа не было.

— А почему вы выбили дверь? Что-нибудь почувствовали?

— Почувствовал?.. Я перед этим постучал ему кулаком и даже, по-моему, ногой. Мертвый бы проснулся! Простите, нелепое сравнение… Спустился опять на вахту, позвонил от дежурного по телефону — тишина, никаких гудков. Ни коротких, ни длинных.

— Да? А Битник мне об этом не рассказывал.

— А его там и не было. Ему в восемь нужно было смену сдавать, они всегда обходят общежитие перед концом смены, проверяют запоры на окнах.

— Почему же не было гудков?

— Потом оказалось, что шнур обрезан в двух местах — у розетки и у аппарата.

— Вы вернулись и сломали дверь?

— Я вернулся и сломал дверь. До этого ее уже ломали — Паша как-то ключ потерял, так что замок держался на честном слове. Он сидел за столом, положив голову на руки, будто спал. Все бумаги вокруг, постель, стена, абажур настольной лампы, его футболка — одним словом, все было в крови. У меня мысли об убийстве не было, я подумал, что он вскрыл себе вены. Все как-то, знаете, связалось… Ну, бросился вниз по лестнице, чуть не упал, очки разбились. Крикнул Егору Александровичу, чтобы он вызывал милицию — я без очков и номера на диске не увижу.