Прыжок над пропастью - [19]

А ей действительно здорово досталось. После одной из предыдущих операций трансплантат не прижился, произошло отторжение, и пришлось бедняжке вытерпеть еще одну, новую операцию. Сегодняшняя операция – повторение той, что он делал полгода назад. Возникла проблема с капиллярным кровоснабжением: вследствие стянутости кожи голова у пациентки постоянно клонилась вперед. Росс вел бесконечную битву, знакомую каждому пластическому хирургу: он стремился воссоздать утраченную красоту, не навредив здоровью пациентки.

Сделав последний стежок, он отступил и кивнул женщине-фотографу, которая на время операции выходила, но сейчас вернулась в операционную. Та подошла к столу и сделала три снимка его работы. Затем стажер прикрыл края операционного поля полосами марли, и операционная сестра подала Россу аппарат для наложения скобок.

Через двадцать минут Салли Портер осторожно приподняли, подсунули ей под спину специальный щит «Фэтслайд», перенесли на каталку и выкатили из операционной. Младшая медсестра выключила сиди-плеер, и обстановка в операционной разрядилась. Сестра стащила с рук Росса латексные перчатки и выкинула их в корзину.

Росс снял маску, развязал тесемки халата и, присев за стол, начал описывать операцию. Стажер заглядывал ему через плечо. Подошла молодая сестра, протянула трубку радиотелефона:

– Мистер Рансом, вас!

– Кто? – раздраженно спросил он.

Сегодня у него напряженный график, а на Салли Портер ушло больше времени, чем он рассчитывал, и времени пообедать, скорее всего, не будет. Уже половина третьего.

– Мм… – Сестра прикрыла трубку рукой. Ее звали Франсин Уэст, она была очень хорошенькая и сейчас явно нервничала.

– Я не кусаюсь. – Росс слабо улыбнулся. – Просто выясните, кто меня спрашивает.

Сестра вышла из операционной, но почти сразу же вернулась.

– Доктор Джулс Риттерман. Он звонит уже третий раз.

Росс снял хирургическую робу, передал ее сестре, затем взял трубку и вышел в коридор. Слышно было плохо – то ли оттого, что связь вообще никуда не годилась, то ли оттого, что Риттерман звонил с мобильного.

– Росс, – услышал он спокойный, суховатый голос Риттермана, – извини, что беспокою тебя на работе.

– Ничего. Что случилось?

Последовала длинная пауза; услышав треск в трубке, Росс подумал, что их разъединили. Потом врач заговорил снова:

– Помнишь, ты просил меня на той неделе осмотреть Веру?

– Да. – Росс вошел в туалет, свободной рукой приспустил штаны. – Ее тошнит, Джулс, причем уже довольно давно.

– Я сделал ей ряд анализов, – нерешительно продолжал Риттерман, – и потом потребовались еще другие, дополнительные анализы. Я… может быть, я не вовремя, Росс?

Облегчая мочевой пузырь, Росс сказал:

– Вообще-то, да. Мне нужно возвращаться в операционную. – Но тон врача обеспокоил его. – Что такое, Джулс? Что показали анализы?

– Слушай, Росс, по-моему, нам надо об этом поговорить. Когда ты освободишься? Я мог бы подъехать к тебе.

– А по телефону нельзя?

– Лучше не стоит. Так во сколько ты сегодня заканчиваешь?

Встревоженный, Росс ответил:

– Около шести, но мне нужно еще заехать на квартиру и переодеться. Вечером торжественный обед в Сити.

– Когда тебе надо там быть?

– В половине восьмого.

– Я мог бы заскочить к тебе в шесть тридцать на несколько минут – мне нужно уйти до семи, мы идем на балет.

– Что с ней, Джулс?

– По-моему, лучше всего нам обсудить ее состояние с глазу на глаз, Росс. Боюсь, дело плохо.

14

Во второй раз он съездил туда ради того, чтобы раздобыть ключ.

Перед тем мальчик проскользнул в квартиру через крошечное окошко в туалете, – видимо, его постоянно держали приоткрытым, и оно находилось вне поля зрения соседей. От окошка до пола было почти шесть футов – если она будет дома, то услышит глухой удар от падения. Поэтому мальчик снял запасной ключ, висевший на крюке за кухонной дверью, отнес его к жестянщику и заказал дубликат, за который заплатил из собственных скудных сбережений. В качестве дополнительной предосторожности он также купил баночку машинного масла и смазал все дверные петли в том доме.

Из холла пробивался свет, и он видел, в каком запущенном состоянии находится кухня – в точности как раньше: грязные тарелки горой навалены в раковине, на рабочем столе вскрытая банка с консервированными спагетти, на пластиковом обеденном столе две тарелки с остатками еды; обе тарелки утыканы сигаретными окурками. На полу, возле мусорного ведра с педалью, яичная скорлупа и апельсиновая кожура.

Отвратительно! Просто с души воротит.

Ее неряшливость оскорбляла его до глубины души.

Послышался резкий щелчок – холодильник вдруг замолчал. В тишине ее голос казался громче:

– О да! Не останавливайся!

Слушая ее крики, мальчик думал: «Тебе не нравился беспорядок, который я разводил, а сама живешь как свинья?!»

15

В доме было тихо. Алек уехал с родителями школьного друга в Лонглитский сафари-парк. Вера скучала по сыну. Когда его не было рядом, она постоянно тревожилась за него. Как он там, в чужой машине? Пристегнулся ли ремнем как следует? Только бы не вылезал из машины в сафари-парке! Она не представляла себе жизни без Алека. Интересно, где он сейчас?

Вера сидела в кожаном вращающемся кресле в кабинете Росса, перед его компьютером. Она ввела пароль и стала проверять почту.