Прыщ - [5]

— Никому. Замёрз уже, поди.

Энгельгардт, говоря о рассказе Успенского «Обоз» прав:

«…рассказ грешит тем, что читатель, незнакомый с народом, выносит впечатление о совершенной бестолковости, глупости изображенных в рассказе мужиков-извозчиков. Но подождите конца, посмотрите, как сделан расчет, и вы увидите, к какому результату привели эти бестолковые крики и споры, — земля окажется разделенною так верно, что и землемер лучше не разделит».

Такое восторженное умиление демократичностью, «консенсусностью» и разумностью русского мира или украинской громады звучит и у идеологов народовольцев.

Ключевое слово здесь: «подождите». «Фактор времени» — не учитывается. «Дорога ложка к обеду» — русская народная мудрость. А вот в остальных, «не-обеденных» процессах… Отношение к времени, как очень важному, постоянно дефицитному ресурсу… У нас — Восток. Из планирования — «иншалла». «Достижение консенсуса» — антагонист «исполнения действия». Какая пропорция смеси этих сущностей наиболее эффективно приводит к цели… зависит от конкретных условий. Раз в год можно убить три дня на консенсусный раздел земли.

Забавно, что тот же Энгельгардт очень раздражённо, с точностью до копейки, считает свои убытки от плохо организованной мобилизации конского состава во время турецкой войны, от потерянного своего времени, но считать убытки крестьян вот от этого «подождите конца» — напрочь не хочет.

У меня «консенсус» постепенно выдавливается «иерархичностью». Отнюдь не всегда грубой силой. Есть и поинтереснее способы.

Вы думаете — мужик надорвётся привезти пару стволов с лесосеки на лесопилку? Нет, конечно. Но он будет упорно, вплоть до драки с топорами, доказывать, что очередь — не его, а соседа. Просто потому, что ему показалось, что «несправедливо». Он до крови биться будет «за правду» в своём понимании. А вот предложи ему поработать поезжанином на свадьбу, тоже с лошадью и с санями… это — честь, это — статусно. Хотя по потраченному времени и силам — куда как больше.

Чего нам с Хрысем стоило отучить «пауков» поднимать хай по любому поводу…!

Подчинение общины боярину их несколько… ограничило. Они, конечно, сами по себе стая. Точнее — отара. С кучей своих… «альфа-баранов». Которые и сами знают — куда надо пастись. Но есть — пастух. У которого — кнут, который — другой породы. «Вятший» здесь — я.

Я?! Я — вятший?!

— Да Вы, Иван Юрьевич, никак в аристократы намылились пролезть?!

— Отнюдь-с. Без мыла-с. Уже-с. В этом во всём-с…

Мда… итить меня ять…

Добила пейзан бумага. Когда пошёл документальный контроль, оповещение под запись, протоколы собраний…

— Глазко, это твоя закорючка?

— Не! Не было такого! Не помню…

— Твой склероз — твоя проблема. Вот это — твоё?

Внедрение бумаги позволило ввести в обращение понятие «автограф». При процарапывании на бересте — подписей нет. Понятно, что авторство можно и по печатным буквам полуустава определить. Но это уже графологический анализ. Вятшие навешивают личные «вислые» печати, степняки ставят тамгу, а вот припереть простолюдина без толпы свидетелей… Теперь — могу.

Уровень ответственности населения — подрос ещё на чуть-чуть. «Лыко — в строку», «за базар — отвечаешь»…

Итак, три базовых погонялки типового хомосапиенса — самосохранение, размножение, социализация — в рамках Рябиновской вотчины были удовлетворены и меня уже не «грели». Оставался четвёртый обезьяний рефлекс: любопытство.

Забавно: все фундаментальные социальные теории, тот же марксизм, базируются на удовлетворении первого инстинкта. Самосохранение — главная движущая сила человечества.

Но сказано же: «не хлебом единым жив человек».

Чингисхан говорил своим людям не только: «я набью ваши рты мясом, я оберну ваши животы шёлком», но и: «Счастье — ехать на коне врага, ласкать его женщин и гнать его самого плетью перед собой». Вся триада инстинктов: самосохранение, саморазмножение, высокая социальная позиция. Конкретно высокая: верховой джигит с ногайкой.

Можно хвастаться: я уже почти дорос до уровня Чингисхана — триада инстинктов удовлетворена. Осталось только нагайкой обзавестись. И каким-нибудь впереди гоняемым «мальчиком для битья».

Едва смерть чуть отодвигается, едва инстинкт самосохранения перестаёт ежесекундно вопить в уши души, как человечество быстренько забывает про бога и переходит к развлечениям: сексу и болтовне. Интернет, с его эрзацами типа порносайтов и соцсетей — просто ещё один тому пример.

По сходному образцу строили свои жизни древние афиняне на Агоре, древние римляне на Капитолии, да и вообще — множество социальных групп, обеспеченные слои различных социумов. «Золотая молодёжь», «зажравшиеся дармоеды»… «У них — всё есть». И ничего не хочется.

И тогда остаётся последний базовый инстинкт — любопытство. Последнее прибежище смысла жизни хомосапиенса. «Хочется чего-то новенького».

«Хлеба и зрелищ» — требовали римские пролетарии.

— Пусть этих придурков-христиан порвут львы. Или растопчут слоны. Или поджарят на костре… Ну хоть чего-нибудь… бодрящего.

Кстати, современное пьянство оттуда же. Ефимыч правильно поёт:

   «Зачем я пил вчера, дружок?

   — Бежал от грусти.

   Я знал: хотя бы на часок