Прынцик - [30]

— Ну, что? — услышала Галка и обернулась. Прынцик, наклонившись, заглядывал в комнату. — Чай здесь или на кухне?

— На кухне.

— Тогда — пр-р-рошу!

Он выдал раскатистую эр и приправил ее жестом. То ли клоун, приглашающий в вертеп, то ли официант, зовущий на дегустацию.

Противно.

— Спасибо, — Галка вяло кивнула.

В душе было пусто. Вокруг было пусто. Пыльно. Серо. Муторно. И где-то над головой медленно сжималась тьма, объедая солнце.

— Что-то не так? — спросил Саша, пропустив ее вперед.

— А что-то так?

Нити занавески пропели свое дин-дон. Галка наощупь нашла стул и села. На белой с красным узором клеенчатой скатерти, подвинутая к краю, стояла пузатая фарфоровая чашка с отвратительными колокольчиками на стенках. Пальцы механически сомкнулись на тонкой дужке.

Пить или не пить? Вот в чем вопрос. Кто Моцарт, кто Сальери, донна Анна? Мавр сделал дело, можно уходить. На цыпочках, чтоб прах не потревожить Горацио, которого я знал. Да, славный Йорик, жуткая утрата, и не с кем стало вздрогнуть по душам, неведомое вновь стучится в двери, души, Отелло, странный сей порыв…

— Извини, — проклюнулось в ухо.

В правое или в левое? В каком ухе у меня жу…

Ах! Пощечина прилетела в щеку, и все сотряслось, сломалось, осыпалось, обрело цвета и замечательную резкость, наконец, плеснуло жаром в лицо.

Галка вскинулась. Не было даже слов, одно отупелое "Ы-ы-ы" дохло на языке. Что-то случилось? Ее ударили? Такое возможно?

Чашка взбрыкнула, брызнула чаем, по скатерти разлилось слабо-коричневое озерцо и закапало вниз, на пол. Кап-кап. Кап-кап. Темные пятнышки мимоходом прострочили от бедра к колену джинсовую ткань.

Ореховые глаза напротив моргнули и пропали, затем появились вновь, беспокойно и чуть смущенно вглядываясь.

— Ты как?

Галка качнулась, мотнула головой. Впрочем, неправильно. Не качнулась, это ее потрясли за плечи. А вот голова уже сама, сама, на безвольной шее. Тряпичная кукольная голова, надетая на пружинку.

Что со мной?

— Отпусти, — попросила Галка.

— Уже.

Пальцы на плечах разжались.

— Чай убежал, — сказала Галка.

— Это поправимо.

Чашка исчезла из ее руки, озерцо промокнула желтая салфетка, легко прошвырнувшись от края до края. Что-то холодное прижалось к щеке.

— Держи.

Галка послушно прижала пальцем льдисто-влажное нечто. Прынцик присел перед ней, виновато-серьезный, со спрятанной за спину рукой.

Той, что ударила.

— Извини еще раз.

— Как ты… Ты что, совсем? — тихо спросила Галка.

— Просто иногда вывести человека из стрессовой, закольцованной для него ситуации можно только насилием.

— А ты спец, да?

Прынцик улыбнулся.

— Нет, это всего лишь второй раз. А в первый я был вообще в качестве зрителя.

Он неуклюже двинул плечом.

Галка смотрела в его глаза, и они казались ей удивительно знакомыми. Серо-коричневые, с искорками. Где-то она встречала такие же. Но точно не у Шарыгина и прочих. И не у тех мальчишек на шине.

Шлепнулся на пол отлипший от щеки шматок мороженного мяса.

— Ну, что? — Саша деловито повернул ее голову в профиль. — Краснота почти сошла.

— Слушай, — сказала Галка, — хватит меня крутить тут!

— Вот это уже здоровые интонации! — обрадовался Прынцик, подбирая мясо. — А то мямлишь какую-то фигню.

— Какую фигню?

— Э-э… Мой славный Йорик, вздрогнем по душам…

Галка хлопнула ресницами.

— Мой славный? Так я вслух?

— Ну да, — подтвердил Саша. — Еще мавры какие-то.

Галка прыснула.

— Это Отелло.

— Не знаю, какой Отелло, но там и без него пурги хватало. В твоем подсознании какое-то столпотворение темных личностей.

— Чего-о?

Галка заржала в голос, потому что сердитая решительность, с которой выговаривал все это Прынцик, была уморительной.

Саша посмотрел на нее, поджав губы, отчего нос его сделался еще длиннее, но затем, поддаваясь ее смеху, захохотал сам.

Ох, Йорик, вздрогнем!

— Погоди… я уже не… могу…

Галка упала лбом на сгиб локтя и задышала в клеенку, усмиряя колотье в боку.

Черт, весело подумалось ей, так ведь недолго и влюби… Она испуганно замерла. Сегодня явно был день озарений, откровений, молний в голову и прочей экстрасенсорной ерунды. Показалось, остановилось время, окаменел Прынцик, завис, не падая, мясной шматок, оторвавшийся от Прынциковых пальцев. Одинокая капля, самоубийственно рванувшая было к полу, и та призадумалась, поблескивая в полосе отломившегося от лампочки света.

Из пустоты за спиной в пустоту впереди протянулся канат, поднырнул Галке под ноги, напружинился, одновременно с шелестом провалился под ним в тартарары пол, и оттуда потянулись отдающие фальшью горестные причитания. Голоса у причитающих были знакомые. Галка узнала Шарыгина и Пескова, наперебой сокрущающихся о покинутости и бесприютности, отдельным козлетоном блеял Казимирчик о восхитительном, беспримерном ужасе, скрипел о непонятливости Суворов, и кто-то еще бродил бесформенной тенью, потрясая исчерканными листами. "Билетики! Билетики не забываем!" — взмывал над ними пронзительный речитатив.

"Хочешь туда?" — спросили Галку.

"Не знаю," — сказала Галка.

"Честный ответ, — рассмеялся неизвестный голос. — Тогда не ври себе. Никогда не ври себе. Иди по канату и смотри не свались".

И Галка пошла.

Наверное, это было как с Ларисой Дмитриевной и Шен Де.