«Прыгающая газель» - тавро расизма - [11]

Но существо этих разглагольствований как раз и основано на том, что необходимости в таком специальном законе попросту нет, ибо все названные многочисленные акты, регулирующие отношения между расами внутри «коричневого бастиона», не только достаточны для соблюдения основных постулатов апартеида, но и надежно служат прикрытием их маневров для преодоления изоляции в международных кругах. В каждом отдельном случае и только в пропагандистских целях правительство разрешает делать исключения из сегрегационистских актов, выдавая их в строго дозированном количестве, необходимом для хоть сколько-нибудь пристойной аргументации изменений в спортивной практике апартеида.

Р. Томпсон вспоминает о лучшем игроке в гольф индийце Севсункере Севголуме, которому было разрешено в 1961 году участвовать в открытом чемпионате Южной Африки и победителем которого он стал. Разрешение действовало только в течение трех дней, и все это время Севголум жил в зеленом фургончике неподалеку от поля для гольфа. Выигранный им трофей чемпиона индийский гольфист принимал во дворе клуба для белых гольфистов провинции Наталь, стоя под дождем: вход в помещение клуба ему был запрещен. А там в это время проходил прием по случаю окончания интересного турнира и будущая звезда (белая) международного гольфа Гарри Плейер поднимал бокал шампанского, которое разносили официанты-индийцы. Ныне более гибкие шефы южноафриканского спорта, несомненно, постарались бы избежать столь грубых, нетактичных манер и пригласили бы индийца под крышу, хотя бы па церемонию вручения приза. Но подновленные декорации не могут скрыть «политики лаагера» в спорте. «Правительство ЮАС, а затем ЮАР, - пишет Р. Томпсон, - заявляло о своем невмешательстве в спортивные дела, однако агенты специальных служб, многочисленные детективы постоянно следили вместе с полицией и городскими властями за строгим, неукоснительным соблюдением «Груп эариэс акт», закона о закрепленных за определенными расами территориями, что практически делало невозможной практику смешанных соревнований, практику нерасового спорта. В случаях нарушения акта небелыми или белыми спортсменами, желавшими участвовать в межрасовых встречах или в командах смешанного состава, полиция тут же переписывала имена всех спортсменов, сурово наказывала их, особенно африканцев, в ряде случаев просто на долгое время закрывала спортивные площадки и стадионы, где имели или могли иметь место межрасовые соревнования».

Одна из главных задач апартеида состояла в том, чтобы ни под каким видом не допустить небелые спортивные организации на международную арену, которые, вопреки многочисленным препятствиям, искали выхода за границу для установления прямых контактов с международными федерациями. Особенно жесткими эти ограничения, подчеркивает на страницах «Расы и спорта» Р. Томпсон, стали после того, как Международная федерация настольного тенниса (первой из всех, заметим!) исключила белую теннисную ассоциацию, ознакомившись с практикуемой там расовой сегрегацией. Уже тогда, в 1956 году, это было воспринято расистами как удар большой силы. Они реагировали на него удесятеренными мерами пресечения каких-либо выездов за рубеж руководителей небелых спортивных ассоциаций, усиленной цензурой над их перепиской, запретили им выдавать заграничные паспорта за редчайшими исключениями - для лиц, в верности которых и поддержке которыми апартеида они не сомневались. Новозеландский исследователь ясно дает понять, что в те годы (до вступления в МОК спортивных организаций Советского Союза. - Прим. авт.) международные федерации чаще всего игнорировали просьбы нерасовых южноафриканских объединений признать их право на выступления за рубежом и помочь им в этом, как это показано на примере долгие годы занимавшего пост секретаря Международной федерации тяжелой атлетики Оскара Стейта. В книге Шейлы Паттерсон «Цвет и культура в Южной Африке» по этому поводу говорится, что в то время европейские (имеются в виду международные. - Прим. авт.) ассоциации спорта проявляли весьма незначительный интерес или вовсе не проявляли его к южноафриканским спортивным организациям с нерасовыми уставами, об их существовании порой даже не подозревали. В это, однако, трудно поверить, скорее всего их игнорировали руководители международных спортивных организаций того времени. Символично, на мой взгляд, что посвященный этому вопросу раздел Р. Томпсон так и назвал - «С завязанными глазами», где иллюстрирует резко расистскую политику Международного комитета регби, отказавшегося включить в свой устав олимпийское правило, воспрещающее расовую дискриминацию, и останавливается на провокационной роли члена МОК для Южной Африки Реджинальда Хани. Поначалу Хани лживо и лицемерно отрицал вообще существование цветного барьера в южноафриканском спорте при отборе команд на олимпийские игры, в чем без труда убеждал членов МОК. При этом он бесстыдно утверждал, что небелые атлеты не попадают в олимпийские сборные потому, что уровень их подготовки слишком низок. Но ведь ему лучше, чем кому-либо другому, было известно, что совместных отборочных соревнований в Южной Африке не проводилось, как не проводится и поныне! Более того, когда перед Играми в Риме африканские легкоатлеты показали лучшие результаты, чем белые стайеры, а некоторые боксеры были признаны объективно лучше подготовленными, чем белые соискатели мест в сборной, им была торжественно обещана поездка на Олимпиаду (разумеется, отдельно от белых членов сборной). В столицу Италии они так и не попали, в сборную включены не были без объяснения причин.