Пряди о Боре Законнике - [10]

Я ведь не в Сыскном Приказе. И то что герб очень походил на тот, что был на скеггоксе того орка (Асыка, кажется его имя) — меня уже не должно было интересовать.

Долго же я ещё буду «вливаться» в обычную жизнь.

Отмахнувшись от нахлынувших размышлений, я продолжил свой путь к семейке Ватрушек. Нас со Стояной разместили на постой в их хижине, а в Гостевой дом, в котором останавливались и приезжие купцы, и путешественники с других аллодов, не пустили, обосновывая это тем, что я для гибберлингов не просто гость, а Великий Друг. Потому и жить должен среди них, а не в каком-то захудалом домике, где останавливаются всякие проходимцы. Его потому-то и вынесли за пределы городского «круга», чтобы не осквернять землю чужеземным присутствием.

«Вот оно-то как, — подумал я, смущенно улыбаясь. — Не всяк человек, или эльф, для них, для гибберлингов, приятен. Недаром в Гравстейне выделили отдельный участок для чужеземцев. Дела делами, а как жить под одним кровом — так и до свидания».

Пока семейка Ватрушек накрывала на стол, я снова подумал о Торне Заике. Почему же мне никак не даёт покоя тот нихазов герб? В чём подвох? Вовсе из головы не идёт этот клинок! Дался он мне!

Запахло «кислой рыбой». Пока сестрички Ватрушки заворачивали её в лепёшки, их братец приволок бочонок с элем.

У этого гибберлинга была коротенькая жиденькая бородка. Но и ту он умудрялся заплести в небольшие косички, концы которых зажимал бронзовыми кольцами. Со стороны его голова напоминало «солнце», которое так часто гибберлинги изображали в своих рисунках, причём с такой же вот топорщившейся бородкой.

Я выглянул наружу и кинул взгляд в небо. Эти постоянные серые сумерки, сменяющиеся темнотой ночи, приводили к тому, что организм стал несколько теряться во времени. Вот что сейчас делать: ложиться спать или наоборот — пройтись по городку?

— Мне поначалу думалось, что аллод называется Тихой Гаванью, — бросил я гибберлингам.

— Так многие думают… даже среди нашего племени, — отвечал старший брат, который как раз выбивал дно у бочки. — Прошу вас отведать забористого эля. В этом году он такой душистый вышел…

Тут гибберлинг смачно зацокал языком.

Я кинул взгляд на Стояну, сидевшую у очага. И снова меня посетила мысль, в которой я сравнивал друидку с большой кошкой…

Вот же загадочные создания! Я имею в виду кошек. Вроде, как и домашняя животинка, но в отличие от той же собаки, настолько своенравное и независимое, что порой кажется, будто это она хозяйка, а ты — эта самая животинка.

Стояна смотрела на огонь немигающим взглядом. В её больших глазах отражались красноватые отблески пламени… Секунда, и сейчас девушка, словно заправская кошка, лениво потянется и начнёт лизать своим шершавым языком мнимую шёрстку. Потом замурлыкает и попросит молочка…

Я мотнул головой, отгоняя это странное наваждение. Неужели Стояна всегда была такой… такой странной? Или это после посещения Пирамиды в Сиверии?

Кстати, мне так до сих пор и не ясно, что она там делала. Или что там с ней делали. Как она туда попала? — Одни лишь вопросы, на которые друидка не торопилась отвечать.

Приняв из мохнатых гибберлингских лапок кружку, я сделал большой глоток и смачно крякнул.

Да, эль хорош! Даже лучше, чем у Старейшины…

Снова вспомнились глаза Фродди Непоседы, едва я ему рассказал о Глазастиках.

— Фас, Бёрр… фас эр ейнс ог ас хафа брезур мина… (Это, Бор… это как с моими братьями…) Я думал, что вскоре умру, как и положено гибберлингу, после того, как узнал, что они погибли.

Старейшина тяжело вздохнул.

— Открыть правду своему народу я… не готов… ещё не готов… Вы не представляете, что значит сообщить им о том… о том, что надежда вернуть Родину… нашу Ису… Не представляете, что значит узнать, что все эти скитания по астралу, все эти поиски…

— Понимаю. Очень хорошо понимаю, — кивнул я головой, отставляя в сторону кружку.

Пить вообще расхотелось, хотя в горле пересохло. Чувствовал себя так гадко, словно по горло провалился в отхожую яму.

— Я не хотел никоим образом… эти горестные вести… Прошу прощения, если сказал что-то не так.

Слова давались с трудом.

Фродди Непоседа не слушал меня. Он подкурил трубку (кстати говоря, я впервые видел такое, чтобы гибберлинг занимался подобным делом) и присел у очага.

— Однажды мы разговаривали с Айденусом, — заговорил Старейшина. — Он сказал нам… мне и братьям, что аллоды — застывшие во времени осколки прошлого мира. Фрист эейя…

— Застывшие?

— Да… как комары в янтаре. Отрезок времени, длиною в год, два… может пять. Он повторяется, и повторяется, и повторяется. Меняются только лишь живые существа, населяющие осколки прошлого мира. Они рождаются и умирают… А снаружи «янтаря» — лишь бескрайний Астрал… и прошлое…

Фродди пустил вверх белёсую струю дыма. Глаза его затянуло поволокой, и он надолго замолчал.

— У нас говорят, — заговорил он чуть позднее, вытряхивая пепел из трубки, — что нельзя мешать брагу со слезами. Ваше прибытие, Бор — великая честь. Безусловно, что те новости, которые…

Тут Старейшина поперхнулся словами, а я вдруг понял, что он сдержал рвущийся из его нутра, из его души, вопль отчаяния и боли. Сдержал чисто по-мужски: отвернувшись в сторону, чтобы никто не смог увидеть выступивших на глаза слёз.