Прозрачная маска - [27]

— Пожалуйста на почетное место.

Старик продолжал думать о молодых сотрудниках из районного управления МВД, которых ласково называл «петухи».

— Докладывай!

— Ограблен магазин, убит человек. Предполагаю, что оба преступления имеют между собой связь. Почерк один. Достаточно профессиональный. Есть очень деликатный нюанс… Поэтому попросил приехать тебя…

— Дай папку.

В районном управлении Старик, отказавшись от чая, сразу занялся изучением материалов следствия. Время от времени слышались его «хм» или «ага», сопровождаемые глубокими вздохами, за которыми скрывалась тайна какой-то боли или болезни, известной только ему самому. Полковник Дочев встал у окна, устремив взгляд в белоснежную даль. Так он давал отдых своим глазам. Но вдруг он насторожился. В скверике у входа в управление у засохшего кипариса сидела незнакомая женщина, не сводившая глаз со снега у своих ног.

«Кто она?» — спросил он у Калинчева, показав взглядом. Капитан что-то прошептал, но женщина в этот момент, как по таинственному сигналу, обернулась, и Дочев чуть не вскрикнул…

Распахнув окно, он кашлянул, чтоб привлечь ее внимание и разглядеть получше…

— Анастасия…

Старик не любил, когда ему мешают и прерывают.

— Это что за шуточки!

— Сестренка Павла, батя Дамян…

— Она не имеет никакого отношения к нашей работе. Сколько раз повторять вам, что я не люблю сцены из деревенских вечеринок.

Он встал, подошел к окну. Она показалась ему знакомой. Надел пальто, почувствовав еще большую тяжесть, однако решил, что это от волнения. Взял шляпу, но в этот момент вошла Анастасия. Старик снял шляпу и протянул ей руку:

— Давайте выпьем где-нибудь кофе.

Вдвоем они прибыли в Пампорово к пяти часам. Полковник Дамян Генов отпустил машину, сказав шоферу, чтобы он прибыл через два часа. Вошли в ресторан гостиницы «Эвридика».

— Два кофе, один коньяк и лимонад, — быстро попросил он, и голос его прозвучал очень странно в безлюдном зале.

— Я не пью коньяк, — взмолилась Анастасия.

— Коньяк для меня.

— А не вредно для вашей печени?..

— Все в порядке.

— Вам не мешало бы обратиться к врачу.

— Врач у меня есть дома, но мне страшно об этом даже говорить. Из-за моей язвы она заставляет меня пить молоко, а из-за легких мне предписан коньяк…

Принесли кофе.

— А теперь расскажи мне все, что знаешь, думаешь и предполагаешь об убийстве.

Официант снова принес кофе и удалился, бросая завистливые взгляды. Он был маленького роста и всегда умилялся высоким женщинам, как божьему дару, Он находил Анастасию очень красивой и не мог понять, какое отношение к ней имеет этот сгорбленный и скучный старикашка, о котором во всем управлении говорили, что за всю жизнь он не знал других женщин, кроме своей жены-врачихи. Прислонившись к колонне, он продолжал наблюдать за ними.

Больше часа женщина рассказывала, Старик записывал что-то на коробке из-под сигарет, потом позвал официанта, расплатился, и они сразу ушли.

— Скажи мне… как ты догадалась, что у меня печень…

— По цвету кожи.

— И жена тоже, но я ей говорю, что это от сидения в тени.

На выходе их встретил шофер. Когда «Волга» проезжала мимо окна ресторана, официант заметил, что в машине сидел только полковник Дамян Генов.

На ужин Анастасия пришла одна, заказала шашлык и начала рассматривать маникюр. Ногти были обгрызены под корень, но она их не прятала. Перед десертом к ее столу подошел мужчина, который, как показалось официанту, был похож на боксера или машиниста паровоза. Все время он сидел в противоположном от нее углу зала. Постоял минуту, вероятно, представлялся, затем женщина небрежным жестом показала на свободное место, и он сел. Когда официант принес счет, услышал, что женщина сказала:

— Вы напоминаете мне одновременно бармена, писателя-фантаста и капитана корабля.

— Был всеми тремя. Был самым заурядным писателем. А вы нравитесь мне.

Официант, почувствовав, что дальше стоять у стола неудобно, удалился. Немного спустя они отправились в бар и до полуночи танцевали, как семейная пара.

На следующий день шахтеры проводили в последний путь своего главного инженера. Ровно в двенадцать завыла сирена, словно обвалилась шахта или случилось еще какое-то бедствие в поселке. Бригады вышли из забоя, сняли каски, минуту помолчали, а свободные от смены и женщины собрались у столовой профилактория, где на столе, укрытом красным материалом и еловыми ветками, стоял гроб. Жены шахтеров плакали навзрыд, словно каждая была в чем-то виновата, мужчины молча склонили головы, временами протирая глаза, а Милчовица, опершись на стол, громко, по-звериному, выла, как это делают женщины в ее деревне. Медсестра Симеонова безмолвно глядела в обезображенное лицо покойного, к которому носила в своем сердце безнадежную любовь, а дядя Даньо стоял рядом, закусив воротник полушубка, стараясь сдержать рыдания.

Не было здесь только Анастасии и доктора Ковачева.

Все жители шахтерского поселка пришли проститься с Руменом Станковым.

К обеду припекло солнце, снег стал рыхлым, прибыл катафалк и остановился у профилактория. На рукаве у шофера была траурная повязка, но удрученным он не выглядел.

Шахтерский оркестр заиграл траурный марш, шахтеры подняли гроб с покойником на плечи и вынесли, Милчовица шла за гробом и продолжала громко выть и причитать; звуки звонкого, как у девушки, голоса разносились по всей округе и, отражаясь от заснеженных гор, возвращались еще более звонкими и безутешными. Шофер запустил двигатель, в машину сели дядя Даньо и Милчо. Налетела туча, солнце скрылось, повалил густой снег. Катафалк медленно спустился вниз по склону и потонул в снежной массе, как в белом успокаивающем небытии.