Прожорливое терпение - [2]

Возможно, иди речь о мотке веревки или новых сапогах, он вполне мог бы меня надурить, практикуя стандартную честную рожу предпринимателей, но так как дело касалось амулетов, представляющих из себя магические устройства, предназначенные для мгновенного универсального перевода с любого на любой язык мира… В общем, мы стояли друг на друга с одинаково перекошенными мордами лица — гном прилагал сверхъестественные усилия, чтобы излучать честность, жертвенность и прямоту, а я просто страдал судорогами от сведенных лицевых мышц, какие и должны быть у человека, видящего в ценнике многовато нулей.

Наконец, я медленно протянул руку вперед, под настороженным взглядом лавочника, а затем пальцем закрыл… четыре нуля. Затем поднял вторую руку, делая пальцами знак «V», что в простонародьи означало «два штюка». Выдвинул нижнюю челюсть, нахмурил брови, создавая вид предельно уверенного в собственной правоте человека. Вонзился суровым (но справедливым) взглядом в блондинистую рожу гнома. Замер в ожидании.

Гном спал с лица, поиграл желваками, а затем медленно и торжественно поднял заросшую белесым волосом длань, оттопыривая пухлый толстый палец. Указательный орган торгаша недвусмысленно указывал мне на дверь, а категоричности на морде лица хватило бы на взвод тыловых полковников.

Да и пошёл он… в парикмахерскую!

Злобно хлопнув дверью лавки, я расстроенно зашагал назад, на городскую площадь. Пять миллионов канис за один амулет! Немыслимо! Да, штука редкая и практически не нужная… ранее, но сейчас эти товары нарасхват везде, где можно и нельзя! А я, точнее мы, именно там, где нельзя — в скучнейшем, мирнейшем и банальнейшем городке Диптон! Тут даже идущие мимо тебя гуси едва сдерживают клювы от зевоты!

А вот нам с Саякой такая штука нужна была позарез. У обоих инвентари были забиты награб… экспроприированным из вражеской цитадели злых и циничных ведьм, что необходимо было превратить в удобные и милые сердцу деньги. Проблема, а заодно и профит, крылись как раз в том, что в данный момент мы с юной бывшей ведьмой находились уже на другом континенте, где потенциальная стоимость крайне эксклюзивных товаров могла быть бессовестно высока. Для изучения спроса и предложения нам, точнее мне, нужно было понимать, о чем говорят окружающие, чтобы не проколоться и не спалиться. Последнее вполне могло грозить самыми неприятными последствиями, вплоть до попадания в застенки к местному лорду, горящему желанием помочь нам реализовать товары по наиболее выгодной цене с налогообложением выше 100 процентов…

В общем, мы напоминали хомяков с полными щеками добра, в чью норку насцал слон.

Саяка Такамацури сидела на лавочке под тенистым деревом, меланхолично грызя яблоко. Взгляд юной волшебницы был пуст, прозрачен и слегка философичен, как у человека, чья жизнь в очередной раз сделала крутой поворот с пробуксовкой. Только вот… сидела она одна, а я точно помнил, что оставлял здесь две штуки представителей женского пола. Недостача!

— А где эта? — умно спросил я бывшую ведьму, зная, что она меня поймет.

— А, эта… — пространно пробубнила моя тощая и всклокоченная девушка с слегка блуждающим взглядом, — Нету. Ушла.

— Ушла? — не поверил своим ушам я.

— Ну… — расправившись с яблоком, ведьмочка облизала пальцы, а затем рассказала короткую, но очень трогательную историю.

На континент Эригасту мы попали втроем. Я, спасенная мной из плена безжалостных циничных женщин Саяка Такамацури, и некое загадочное создание, над которым в статусе светилось имя «Мимика Фуому». О последнем я знал мало и обрывисто — это была девочка или девушка крайне скромных пропорций, хрупкая и совершенно безобидная на вид, с кошачьими ушами и хвостом. Однако, у нее был класс «барда»… при отрицательном значении умений, необходимых для того, чтобы петь. Проще говоря, извергаемые этой тихой скромняшкой звуки пением назвать было невозможно в принципе. Слышавший их несколько я раз всерьез предполагал, что это обрывки литании, под которую будет уничтожаться этот мир каким-нибудь совершенно омерзительным катаклизмом. Мимика фальшивила, диссонировала, гундосила и заикалась в одно и то же время, хотя в нормальной жизни вполне себе разговаривала тихим и скромным голосочком. Ужас был в том, что петь она любила самоотверженно, из-за чего её искусство собирало богатый урожай жертв везде, где только применялось.

Так вот, как только я исчез, госпожа Фуому тут же потерла забурчавший живот, дистанцировалась подальше от лавки Саяки, скоренько разложила на камнях площади нечто вроде складной коробочки для пожертвований, извлекла из инвентаря свою гитару, ударила по струнам и… разумеется, запела.

— Её арестовали? — скривился я.

— Нет, — помотала головой собеседница, — Успела убежать. Она ловкая! Но догоняли… человек сорок!

— Тогда умываем руки, — с облегчением решил я. Случайная попутчица с возу — нам легче. Определенно легче. Эта мелочь порывалась что-либо спеть всю дорогу от хижины местного телепортатора, но отсидевшая с ней ни один день Саяка каждый раз бросалась на певунью коброй, тут же затыкая той рот.

— Что нам теперь деееелать… — проныла повесившая нос Такамацури.