Проза жизни - [30]

Все эти дни комиссия форсировала ревизию по всем «позициям», стараясь, чтобы это было как можно менее заметно для работников управления. Ивашнев перераспределил обязанности: вместо Павла «Интуристом» занялась Товарищ Зося, хотя никто из членов комиссии не знал об этом. Ивашнев предупредил Зосю, чтобы она не пользовалась служебными машинами — в этом городе действительно хорошо налажен общественный транспорт.

В ведомостях на выплату премий внештатному активу Павел обнаружил 18 повторяющихся фамилий, напротив которых в графе «Роспись в получении» стояли неидентичные подписи. Именно эти активисты получали несколько большие суммы, чем остальные, по 50–60 рублей вместо 20–30. Казалось бы, невелик доход, но когда за три года «подснежники» получили по восемь-десять, а некоторые и по двенадцать премий, то общая сумма стала составлять около десяти тысяч рублей. Стольников скрупулезно собрал данные на этих «внештатников» — среди них были рабочие, матрос, водитель трамвая, медсестра, продавец. Отыскал их адреса и телефоны. Чтобы работники управления не смогли оказать нажим на своих помощников, решили выезжать к ним на рабочие места, а не вызывать к себе в управление или гостиницу. Предстояла деликатная процедура: важно было, не бросая тень на самое управление, получить письменные доказательства того, что премии не попали в руки тех, чьи фамилии указаны в ведомостях. Как справедливо отметил Павел, это была уже не документальная ревизия, но именно такая, фактическая проверка могла вооружить ревизоров неопровержимыми данными.

По счастливой случайности Стольников вскрыл первый факт еще до начала встреч с активистами. Один из них, инженер с запоминающейся фамилией Селиханов, вспомнилось Павлу, отвечал на вопросы анкеты. Просмотрев заново всю тысячу, Павел в самом деле нашел анкету Селиханова, где тот указывал, что за три года получил одну премию в размере 25 рублей. Сличил с ведомостями — в девяти из них Селиханову причиталось 480 рублей, но ни разу не начислялось 25. Было очевидно: управление использует его как почтальона, получил — сдай, а вот тебе за это четвертная на мелкие расходы.

Другая тонкость заключалась в том, что ревизор встретится скорее всего с невиновными людьми, и важно не обидеть их подозрениями. Судя по росписям, поставить их в ведомости мог любой доверенный работник Михайленко. Но коль скоро эти 18 активистов так систематически премируются, они могли хотя бы знать об этом, — что тоже следовало тактично проверить.

Стольников приехал в больницу, к медсестре Виолетте Никитиной. Она выглядела встревоженно, еще по телефону задавала множество вопросов, и Павел начал беседу с нею с того, что пояснил: лично к вам, Виолетта, нет никаких претензий, речь идет только о некоторых небрежностях в оформлении документов управления, просто формальность. Такое объяснение обычно удовлетворяло всех. Никитиной было выписано 12 премий на сумму 600 рублей. Павел сначала расспросил ее о жизни, общественной работе, пошутил и, когда увидел, что напряженность снята, начал задавать простые вопросы. Он знал, что именно элементарные вопросы, дружеский или шутливый тон чаще всего приносят лучшие результаты. Вета сообщила, что получила две премии — за подготовку слета передовиков и за участие в конкурсе «А ну-ка, девушки!» на местной студии телевидения. Стольников польстил ей — предположил, что она стала лауреатом, терпеливо выслушал воспоминания об этом событии и уточнил, в каком месяце ее премировали. На отдельном листе у него были заранее выписаны все суммы и сроки — чтобы не пугать активистов гроссбухом ведомостей. Обе премии Никитина указала точно. О других вознаграждениях не слышала, ничего больше не получала, и никто денег ей не передавал. Удивляясь, что все это имеет для ревизора значение, Виолетта написала на его имя небольшую записку: получила от управления две премии в таких-то размерах, о других суммах ничего не знает. Она и простилась с удивлением на лице: и это все, за чем к ней приезжали? Павел сохранил пока в тайне остальные десять причитавшихся ей премий.

К среде у Стольникова собралось 14 подобных объяснительных записок. Никто из активистов не подозревал о подлинном количестве своих премий, значит, управление пошло на прямую подделку финансовых документов. Это был сильный козырь для ревизоров. Даже если и не удастся найти того, кто ставил фиктивные подписи, налицо главное: большинство премий снова оказалось в руках управления, и средства эти использованы явно не по назначению. Выяснилось и другое: чаще всего Михайленко не затруднял себя дипломатическими процедурами — сообщать, что на ваше имя, мол, выписана премия, но для дела нужно передать ее другому, так что напишите-ка нам доверенность. Гораздо быстрее и проще расписаться в ведомости за этого премированного, и огласки меньше. Это была наглость, рассчитанная на полную безнаказанность и на штампы документальной ревизии. Какому ревизору пришло бы в голову опрашивать активистов, коль скоро суммы в ведомостях полностью соответствуют приказам по управлению и выделенному фонду премиальных?!