Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни - [84]

Но вернемся в Исландию, чтобы воздать честь и память основателю фаллологического музея. Школьный преподаватель испанского и истории Сигурдур Хьяртарсон получил некогда в подарок плетку из засушенного бычьего хера – отсюда, очевидно, и возникла у него идея необычного коллекционерства.

А ведь собирание любой коллекции – это не занятие, а диагноз («все члены в гости будут к нам»). И число экспонатов будущего музея (эта мысль пришла к нему не сразу) стали пополнять охотники и рыболовы. Сперва исландские, а после всего света. И притом бесплатно – из высокой солидарности с идеей. Ну а бывший учитель, в свою очередь, собственноручно консервировал гениталии животных.

Заплатил он лишь однажды – за метровый слоновий хер, и видит Бог, покупка того стоила. Сейчас этот причиндал, укрепленный на стене, висит настолько гордо, что владелец музея и фотографировался, положа на него руку. Я б такой и у себя в доме повесил, но жена, конечно, не позволит. Хотя моржовый у меня в комнате висит, и куда внушительнее он, чем тот, что под стеклом в Исландии.

Когда же Хьяртарсон учредил музей (и городские власти помогли ему деньгами), то принялась его коллекция расти еще быстрее. Не было в ней только предмета мужской гордыни. Правда, уже находились там в стеклянной загородке гипсовые отливки пятнадцати разнокалиберных мужских членов – это сборная Исландии по гандболу так отметила свою серебряную медаль на каких-то мировых соревнованиях.

Но как-то встретил Сигурдур своего старинного знакомого, и Пол Арансон, известный бабник и хвастун, рассказал другу, что женщин в его жизни было – около трехсот. Когда-то (а к моменту разговора Полу уже было девяносто с небольшим) он возил экскурсии по всей стране, и было множество туристок, желавших получить от путешествия наиболее полное впечатление. «Войдешь в историю», – сказал Полу азартный Сигурдур, и Пол Арансон оставил соответствующее завещание. А в девяносто пять скончался. Только что-то там неправильно сделали с консервацией ценного экспоната, потому и вышло, повторяю, жалкое и несимпатичное зрелище.

Однако уже хранятся в музее копии четырех завещаний из разных стран, так что пополнится коллекция в каком-то недалеком будущем, хотя дай Бог здоровья этим благородным (и тщеславным) завещателям.

А еще там есть сосуды, заполненные формалином, но больше ничего там нет. Это пенисы водяного, который невидим, эльфов и даже тролля. Существа они мифические, так что кинуть в банку нечего, а посмотреть – интересно. Или я не разглядел чего-то? И такое вероятно.

Я в музее думал о справедливости фаллического культа, столь распространенного у далеких наших предков. Но так как знаю я об этом очень мало (только множество картинок видел, с культом связанных), то чуть понаблюдал за посетителями уникального музея. Ну, мужики пошучивали явно, а женщины (их, кстати, большинство среди тех, кто сюда приходит) бродили со старательно отрешенными лицами, их мысли я угадывать не собирался.

Нет, нет, совсем не попусту я посетил страну Исландию.

А под каштанами – пещеры

Прямо накануне вылета вдруг вспомнил я, что уже давно знаю одного гражданина той страны, куда мы собрались в лечебных целях. В Иерусалиме был какой-то вечер, на котором выступал режиссер Любимов. После завязалась легкая пьянка, я подошел к нему со своим стаканом и сказал слова, которые он встретил весьма приветливо.

– Юрий Петрович, – нагло попросил я, – позвольте с вами чокнуться. Вам это хуйня, а мне – мемуары.

Как-то я в качестве шофера привозил к нему Зиновия Гердта и вдоволь понаслаждался неспешной беседой двух этих замечательных людей. Потом еще (совсем недавно) мы с ним встретились в доме наших общих друзей – ну, словом, с этого я начал не затем, чтоб ненароком похвалиться, а к тому, что мы летели в Венгрию.

У жены моей неладно с легкими, а там под Будапештом объявилась (мы об этом слышали впервые) некая подземная пещера, для таких больных целительная. Постоянная в ней температура – четырнадцать градусов (по счастью, плюс четырнадцать), а влажность – девяносто восемь процентов. Если посидеть в ней каждый день по три часа, то будет изумительный эффект – мы это всё прочли в рекламе и польстились.

По своему глобальному невежеству я ничего почти о Венгрии не знал. Поэтому все первые дни сидел в гостинице (на острове посреди Дуная) и читал усердно книжки, мне заботливо принесенные местными друзьями. Оказалось, что и раньше что-то я слыхал или прочел, только теперь это совсем иначе зазвучало – увлекательно и гораздо убедительней. Впрочем, я немедля этим поделюсь.

Прости меня, читатель, если это все давно тебе известно.

Венгры появились в Европе в девятом веке, прибредя огромным племенем из Зауралья и Западной Сибири. Их ближайшие сородичи (по языку) – это ханты и манси, удмурты и мордва. О причине, что побудила необозримое скопище людей уйти в неведомые дали, ученые спорят, а меж тем языковое финно-угорское единство учиняет фестивали, конкурсы и всякое общение между такими нынче разными народами.

Я вдруг себе представил очень ясно, как какой-нибудь фольклорист из Удмуртии, повидав жизнь венгров, молча проклинает своих древних предков за нерешительность в те годы общего исхода.