Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни - [83]

Это север Атлантического океана, и почти все время дует острый и холодный ветер, и со страшной скоростью меняется погода. Утешительная есть в Исландии народная пословица: «Если вам не нравится погода, подождите пять минут, и станет еще хуже». Только тысячам туристов эти неприятности – до лампочки, ибо такой повсеместной красоты они нигде не видели и не увидят. Я не фанат роскошества природного, но тут я непрерывно (то вполголоса, то громче) изрекал слова, запрещенные ныне волею Российской Государственной Думы. Со мной такое бывает только в музеях, когда я вижу холсты любимых художников.

Но тут, конечно, автору приличному необходимо вкратце изложить историю Исландии и те причины, по которым удивительна ее природа. Поступлю подобным образом и я.

Исландия находится на стыке двух земных платформ, несущих наши континенты – европейской и американской. Она плавает над этим разломом, отсюда и гейзеры, и вулканы, и землетрясения. Открыл ее в десятом веке викинг Флоки Ворон, он и назвал ее Ледяной землей. Чуть раньше викинги стали править в Киеве (Аскольд и Дир) и в Новгороде Великом (князь Рюрик).

Вообще, викинги – тема неисчерпаемая до сих пор в Исландии и Скандинавии. Музеи, посвященные их жизни и подвигам, легко найти повсюду. Мне в Дании одна женщина с пренебрежительной усмешкой сказала: «Как только найдут скелет или лодку, тут же открывают музей викингов». Однако эта смесь пиратов и сухопутных грабителей, купцов и завоевателей в самом деле вызывает восхищение: они ведь черт-те куда добирались на своих утлых суденышках, аж до Северной Африки. Много раз осаждали и захватывали крупные европейские города. Грабили они и Гамбург, и Париж, Харальд Синезубый стал королем Дании, а Свен Синебородый завоевал Англию.

Кстати, ведь и до Америки задолго до Колумба доплыл викинг Лейф Эрикссон Счастливый. Тут бы хорошо блеснуть цитатами из исландских саг, но я их, честно сказать, не смог осилить (хотя раза три пытался). С радостью поэтому прочел я где-то, что они сочинены и записаны много позже эпохи викингов и потому не очень достоверны. Мне гораздо больше по душе другие герои того времени – поэты, скальды. Их было очень много, особенно учитывая крохотное население острова. Этих поэтов даже приглашали на гастроли во дворцы и замки Европы. Как они туда добирались, бедные мои коллеги? А на каком языке пели? Может быть, это знают историки, но только вряд ли.

Ну, а теперь пора, пора уже признаться, что все написанное выше – только вступление, прелюдия к тому главному, что было в этом путешествии.

В Рейкьявике (самой, кстати, северной из европейских столиц) существует музей, названный сугубо научно: фаллологический. То есть на самом деле это единственный в мире музей хуев. Не вздрагивайте, достопочтенный читатель, это типичный естественно-научный музей, только его единственный объект – члены земных тварей мужского рода. И это жутко интересно.

Вы когда-нибудь видели член слона? А фаллос кенгуру? А пенис белого медведя? А я видел. Правда, член кита представлен только одной третью – с меня высотой, а я выше среднего роста. Но у кита этот орган – пятиметровый, и никак не мог в данной экспозиции поместиться. Вроде бы там представлены только млекопитающие, но зато в каком количестве!

Дельфины разных видов, тюлени, кабаны, олени, лошади, росомахи и волки, павиан и медведь пещерный. Около трехсот экспонатов, бережно хранящихся в огромных стеклянных банках, залитых формалином и спиртом. Ну, кроме тех, что выставлены могут быть в засушенном виде – те висят по стенам, как оленьи рога – у охотников и собирателей. И один человеческий экспонат уже есть в музее – жалкое зрелище. О владельце этого достоинства я расскажу чуть позже, потому что тут одну историю никак нельзя не вставить.

Петр Первый из своих европейских странствий привез себе в качестве гайдука (телохранителя, проще говоря) француза по имени Николя Буржуа. Силач, ростом еще выше царя (а в Петре было более двух метров), он обладал огромным мужским достоинством (не в психологическом смысле, а по нашей теме). Тайная идея Петра состояла в том, чтобы вывести особо крупную породу россиян, для чего и предназначался этот гигант француз. Но из затеи царской ничего не вышло, ибо красавец Буржуа был сифилитиком, в чем признался только после приезда в Россию. От этого печального заболевания он вскоре и умер. А чтобы все-таки была от него польза для державы, царь повелел выставить его скелет в Кунсткамере и там же сохранить в спирту его огромный член.

А далее – рассказ человека, работавшего там экскурсоводом в поздние советские времена. Очень многие партийные дамы (в том числе – жены работников Центрального Комитета), приезжая в Ленинград, с интересом посещали Кунсткамеру. Конечно же, они просились и в специальное отделение музея, недоступное для рядовых посетителей. Там хранились всякие экспонаты, неприличные с партийной точки зрения (табуретки из моржовых хуев, к примеру – у моржей ведь этот орган – кость, как известно). И всякими намеками с ужимками они стеснительно просили показать им самый легендарный экспонат – член француза Буржуа. И тут экскурсовод, воздав должное осведомленности и любознательности дам, указывал на банку, в которой содержалось нечто сморщенное, мизерное и омерзительно убогое. А в ответ на явную разочарованность он разъяснял, что, когда в семнадцатом году произошла Октябрьская революция, матросы, ворвавшиеся в Кунсткамеру, выпили весь спирт, в котором содержался этот экспонат, и он усох, так что ничего уже нельзя поделать. «И нет у меня слов, чтоб описать нескрываемое огорчение этих партийных дам», – заканчивал экскурсовод свою печальную музейную историю.