Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги - [74]
Сам художник относился к попыткам критиков находить в его творчестве тургеневские мотивы и ноты с раздражением (см. об этом: 9, 253–376). Так, в письме к П. М. Бицилли 5 апреля 1936 г. Бунин замечал: «Не раз слышал: от Тургенева что-то. <…> Но это уже никогда. Йоты похожей, то есть “родственной” нет!»[246]. Между тем, несмотря на столь категорические суждения, отечественные и зарубежные литературоведы не раз предпринимали попытки сопоставления творчества этих двух авторов-земляков, справедливо выявляя целый ряд тематических и эстетических перекличек. Среди таких работ следует отметить исследования Л. Н. Назаровой, А. Б. Муратова, Т. Г. Марулло и др.[247]
Т. Г. Марулло, сопоставляя «Ночной разговор» и «Бежин луг» и акцентируя внимание на модернистских чертах поэтики бунинского рассказа, выявляет полемическую по отношению к Тургеневу позицию Бунина. Последняя работа выполнена отчасти в русле идей Ю. М. Лотмана об особом отношении художника к классическому наследию – ностальгического соперничества, проявляющегося в стремлении «переписать» заново известные сюжеты[248]. Такой подход, опирающийся на достижения современной нарратологии и теории интертекстуальности, представляется наиболее перспективным, поскольку позволяет конкретно, с опорой на фактуру художественного текста, понять оригинальность каждого автора.
В подобном ключе мной был проанализирован рассказ «Чистый понедельник», в котором, как мне кажется, скрыт «переписанный» сюжет тургеневского «Дворянского гнезда». Этот анализ представлен в главе, посвященной книге «Темные аллеи».
Между тем еще в 1980-е гг. в одной из своих работ А. Б. Муратов высказал идеи о содержательной и типологической близости поздних повестей Тургенева о русском человеке и бунинских произведений 1900–1910-х гг. Исследователь прямо утверждал: «Многое из того, что характерно для автора “Суходола”, уже содержалось в поздних произведениях Тургенева. <…> Тургенев близок к Бунину <…> тем, что в поздних его произведениях одной из центральных стала проблема национальных основ русского быта, и тем, что странные судьбы его героев открывают перед автором суть этой основы. Близка Бунину и тургеневская поэтика воспоминаний, которая для обоих авторов – свидетельство очевидца и одновременно человека, причастного к этому миру, кровно связанного с ним. <…> “Степной король Лир”, “Бригадир” или “Старые портреты” – это тоже своеобразные семейные хроники дворянских родов, повествование о разрушении цельного мира»[249].
Ученый не ставил перед собой задачу обстоятельного сопоставления указанных текстов, он лишь обозначил очевидные точки сближения двух художников. Вместе с тем представляется знаковым тот факт, что в одном контексте названы два произведения, объединенные не только проблематикой и тематическим сходством, но и, если можно так сказать, «топонимическим кодом». Речь идет о «Старых портретах» и «Суходоле». Вряд ли можно считать случайностью идентичность главных топонимов, которые, как и другие имена, являют прямое «присутствие» автора в художественном тексте, непосредственно связаны с авторской позицией. В «Старых портретах» Тургенева читаем: «Верстах в сорока от нашего села проживал много лет тому назад двоюродный дядя моей матери, отставной гвардии сержант и довольно богатый помещик Алексей Сергеич Телегин – в родовом своем имении Суходоле <…> Алексей Сергеич чуть не семьдесят лет сряду прожил в своем Суходоле (здесь и далее, кроме оговариваемых случаев, курсив мой. – Н. П.)» (13; 7, 12). Называя имение Хрущевых Суходолом и давая в связи с этим заголовок своей повести, Бунин, как мне кажется, прямо отослал читателей к прецедентному тексту. Это предположение подтверждается очевидными перекличками описаний: «Вижу, как теперь, этот старинный, уж точно дворянский, степной дом. Одноэтажный, с громадным мезонином, построенный в начале нынешнего столетия из удивительно толстых сосновых бревен, <…> он был очень обширен и вмещал множество комнат, довольно, правда, низких и темных: окна в стенах были прорублены маленькие, теплоты ради» («Старые портреты» – 13, 8); «…пошли мы бродить по темнеющим горницам. <…> Все было черно от времени, просто, грубо в этих пустых, низких горницах. <…> Доски пола были непомерно широки, темны и скользки, окна малы» («Суходол» – 3, 139–140); «Как водится (по-настоящему следует сказать: как водилось), службы, дворовые избы окружали господский дом со всех сторон – и сад к нему примыкал небольшой, но с хорошими фруктовыми деревьями, наливными яблоками и бессемянными грушами; на десять верст кругом тянулась плоская, жирноземная степь. Никакого высокого предмета для глаза: ни дерева, ни даже колокольни; где-где разве торчит ветряная мельница с прорехами в крыльях; уж точно Суходол!» («Старые портреты» – 13, 8); «…и деревня, и усадьба, и холмистые поля вокруг <…> полустепной простор, голые косогоры, на полях – рожь, овес, гречиха, на большой дороге – редкие дуплитстые ветлы, а по суходольскому верху – только белый голыш. <…> Только сад был, конечно, чудесный. <…> Дом был под соломенной крышей, толстой, темной и плотной. И глядел он на двор,
