Проводники Света - [39]

Поднял глаза, а по полю дева на белом коне скачет, в золотом походном одеянии и с оружием: за плечом колчан, к седлу приторочен лук, слева меч. Грудь в перекрестье ремней — высока, по ней золотая коса, с мою руку толщиной, сбегает, до колен достаёт, глаза — будто солнце в глубоком зелёном омуте — храбро сверкают: женщина-воин! Никогда не видал я таких дев прекрасных!..

Жена-то моя к тому дню вот уж три весны как умерла, хоть навещал я её и не слишком часто, однако ж перед родом был не в долгу: детей каждый год рожала — погибли частью, но трое живут, два внука есть уже, вот и не хотел жениться я снова, не думал даже о том… пока вдруг сия дева-воин пред взором моим не предстала.

Взгляд её — удар молнии! — до самого сердца пронзил, вот как глянула, так и полюбил я её. А дева спешилась, руки на плечи мне положила и говорит:

«Великим князем станешь, все рода под тобой объединятся, вся земля славянская всецело под твоей волей лежать будет!»

«Кто ты? — ослеплённый её красотой и речами, спросил я, будто отрок, робея. — Дочь Перуна?»

Она ответила, что зовут её Нега, и она с другой, чем наш громовик, небесной тверди. Там, в широте необъятной Великого Небесного Океана, совсем иное племя Богов властвует. И что она меня, как самого лучшего воина, достойного возвышения, выбрала…

«Люби меня и всего добьёшься!» — пообещала и в шатёр повела, который вдруг прямо средь полей возник…

После пропала она на несколько ночей, а когда явилась, заметил я раны на ней свежие, и вскипела внутри, будто варево в котле, жажда отмщения. Кто твой обидчик, дева прекрасная? И ответила она, что виновника уже и сама покарала, но успел он Хаос открыть и полчище нечистой силы — чудь, так назвала она её, — выпустить.

А случилось всё так: возжелал обидчик деву, а она отказала, и тогда он обманом её в заточение бросил — сломить хотел. Но не на ту напал: Нега вырвалась, сразилась с недругом и повергла его в небытие. Но чудь-то уже выскочила, и надо теперь нечисть сию срочно на подступах к Яви остановить, ибо если сумеет она в мир людей прорваться, то сделается стократ сильнее, будет резать всех подряд и страшных бед понаделает.

И вот когда мы злую чудь истребим, в благодарность за помощь возвысят меня Боги, равным Неге сделают. И тогда всё, что угодно, в моей воле будет: захочу — стану великим князем земли славянской, или на небесную твердь удалюсь, коли явится такое желание.

Долго после этого я каждую ночь, плечом к плечу с девой, с чудью рубился, когда человеком с оружием в руках, и пешим, и на коне, а когда и волком, ежели нечисть вдруг облик звериный принимала. Научила меня Нега, как душу свою радужную настроить, дабы волкодлаком становиться, а сама она в белую, с золотым отливом, волчицу оборачивалась, и носились мы тогда вместе с ней по лесам, за чудищами из Хаоса охотились.

А в Яви-то тем временем Ярило в полную силу вошёл, степь просохла — жди недобрых налётчиков. И вдруг понял я, насколько схватки с чудью меня ослабили, и силу свою потерял, не заметив, — здоров ведь всегда был, как тур! А как догадался, хотел к деве за ответом обратиться, да вдруг пропала она! Без упреждения, без слов, что всё, мол: чудь перебили, жди, воевода, возвышения… Ничего не сказала, а являться во сне перестала. Обеспокоился я, что делать не знал, только чуял: всё хуже и хуже мне. И двойник сияющий мой тоже пропал, не видел я его больше. Не мог посмотреть, что с душой моей делается.

А тут как раз степняки на нашу землю опять полезли. И в первой же схватке пробили мне грудь сразу две вражьи стрелы — упал я с коня и умер.

После крады погребальной оказался я здесь, в преддверии Нави. А дальше-то ходу мне нет, сколько не иду, ни к Реке Забвения, ни вправо, ни влево не двигаюсь, на месте лишь топчусь, да и всё! как быть? Неужто застрял тут навеки?! Пригорюнился я, сел на землю, да про деву стал думать — что за беда с ней случилась, ведь не просто ж так нет её! Явиться молил, долго, горячо, и вняла она мне всё же, пришла.

«Раньше вырваться не могла, — говорит. — Злой колдун большой силы из чужих земель объявился, вредит нам. Он, мол, меня к тебе не пускал, насылал на меня проклятья и нежить и из тебя тоже силы тянул, а потом вороном перекинулся и рыбку, с мёртвого уже, сорвал. Большой вред этим твоей душе нанёс. Потому и застрял ты здесь. Добудешь рыбку, душа выправится, и отправлю я её в свою Правь, где будем мы вместе навеки среди Богов».

«А как же мечта моя? — вопросил. — Как же цель моя великая, самая важная: слободы объединить, силу-силушку всех племён земли славянской в один могучий кулак собрать, да Русь непобедимой сделать? — так, значит, и канет, как камень в омут?»

«Ты уж за грубость прости, — ответила, — но должен же сам скумекать: как мёртвый может князем великим всей славянской земли сделаться?..»

Мёртвый — никак! Понимал я сие, вестимо, да только душа-то больно за слободу свою, за воинов, болела! Разве мог я взять и дружину свою бросить, чтоб в чужую Правь навеки удалиться?! Нет!.. Не по мне такое: в Прави чужой блаженствовать, не ведая, что там, на земле моей родной, делается… И спросил я тогда, нельзя ли мне, душу выправив, в Слави нашей остаться — потомков хранить? ведь пришла же Нега сюда, значит, и потом навещать меня сможет, пусть даже изредка…