Проводники Света - [3]

Составлявшая его тело тьма задвигалась, мгновенно меняя местами голову и задние лапы, отчего показалось, мышь-акробат сделал несколько дивно быстрых и ловких кувырков. Деяна рассмеялась, а он поклонился, разведя лапки в стороны.

— Я ещё и не такое умею! Давай будем дружить?

— Давай! А что мы будем делать?

— Я могу научить тебя разным трюкам!

— Крутиться, как ты?

— Ну, тоже можно, конечно, только вряд ли тебе будет от этого весело, а вот… ежели я тятю твоего исцелю? — Мых подмигнул и хитро ухмыльнулся. — Слышал, захворал он сильно… А? Как тебе такое предложение?

Тятя Деяны и правда хворал: сорвался, когда крышу чинил, и ударился оземь. Вроде и высота небольшая, а руку всё же сломал — нехорошо так, кость прямо наружу торчала! Бабка Улита страшно опечалилась: от отца это у него, сказала. Дед, мол, тоже слабостью костей страдал, калечился всё время и быстро помер — полвека и то не намерил.

Кость тяте обратно заправили, травами целебными натёрли, дощечками обложили и замотали. Сначала вроде ничего было, а потом стала дуться рука, и чем дальше, тем хуже, пальцы чернеть начали, отец слёг и бредил…

— Рука у него плохая — вылечишь? — Деяна посмотрела на Мыха с надеждой.

— Легко! — чёрный мышонок снова забавно прокрутился и откланялся. — Но обязательно с твоей помощью, ибо я не могу действовать в вашем мире напрямую, а значит, одному мне не справиться, понимаешь?

Девочка не очень-то поняла, но кивнула, ведь кроме отца в семье из мужчин были только старший брат Деяны Голуб и самый младшенький — Дубок, а он махонький ещё совсем! Как смогут они без отца, ведь он у них — старейшина, всё знает, по работам остальных распределяет, да и сам больше всех трудится!

— Так ты согласна?

— Да!

— Прекрасно! — несмотря на то, что состоял из плотных клубов тьмы, Мых прямо-таки просиял: морду разрезала широченная улыбка, а сине-красные глаза вспыхнули весёлыми оранжевыми факелами. — Тогда слушай внимательно, что тебе нужно сделать.

* * *

Деяна очнулась возле куста, под которым провалилась в чернолаз, только никакой тёмной круглой норы здесь больше не было, только морковка рядом валялась. Мых предупреждал, что старый лаз исчезнет, но всегда можно отыскать новый с помощью особого шёпота. Только сперва надо непременно кое-что сделать! Деяна подняла морковку и, отряхнув её от воды и сора, сунула в карман, где уже лежал деревянный мышонок.

Перун щедро насытил землю влагой, но лишнего не дал, ускакал на своём огнегривом коне, вовремя уняв грозу. Сквозь ветки проглядывало синее небо, и там, куда проникали солнечные лучи, мокрые листья сверкали чистотой и пахли свежестью. Девочка побежала домой, задевая ветки и смеясь, когда прямо на голову обрушивался короткий, но яростный дождик капель.

— Где ты была, Деяна? — выйдя из избы, строго спросила мать. — В огороде никого, кликали тебя, кликали…

— Я недалече в лес по нужде отлучилась, а тут вдруг гроза, я там, под выворотнем, отсиделась, — ответила девочка, помня наказ Мыха никому про него не рассказывать, иначе заговор на исцеление не подействует. — Как тятя, матушка?

— Второй день в себя не приходит. Помирает, — горько вздохнула матушка. — Иди в дом, там одна только Улита старая, ты за Дубком пригляди, пока я схожу по воду.

В избе царил сумрак и пахло травами вперемешку с неприятным духом тятиной хвори. Сам он вытянулся на лежанке, дышал часто, лоб в испарине, глаза закрыты, замотанная куском полотна рука покоилась на животе. Дубок мирно посапывал в люльке, рядом клевала носом бабка Улита.

Девочка села в уголке и прижав резного Мыха к животу, тихонько забормотала:

— Беги тропинка сквозь чёрный лаз…

В животе вдруг что-то тихонько задвигалось, но Деяна, вспомнив напутствие Мыха: «Ты наверняка почуешь странное, но не бойся, ничего плохого с тобой не случится, обещаю!», перетерпела и продолжила:

— …катись слезинка из глаза в глаз…

Внутри стало щекотно — сначала внизу, потом в груди, словно что-то росло снизу вверх.

— …свяжи шерстинка навеки нас!..

Всё, поняла Деяна, это уже не остановить! Дыхание на миг захолонуло, а потом, когда щекотная «шерстинка» достигла головы, страх ушёл, и бормотание девочки сделалось неразборчивым. Сначала исчезли осмысленные предложения, потом распались слова, и вскоре мешанина звуков стала напоминать не то шипение, не то завывание. Всё тело Деяны напряглось, она положила игрушку на спину и закрыла глаза. Две ярко-алые слезы скатились по щекам и упали на морду мышонка, отчего глаза его вспыхнули рубиновым светом, а девочка вместо своего бормотания услышала собственные шаги и увидела, как бежит по узкому мостику через укутанную туманом чёрную реку, а на другом берегу стоит отец. Коснувшись его, Деяна открыла глаза и, вложив Мыху в лапки морковку, сказала:

— Отступи хворь и срастись рука!

— Матушка! — вдруг громко сказал тятя.

— А-а? — проснулась старуха Улита. — Сынок! Ты очнулся!

— Тятя! — радостно крикнула Деяна, подбегая к отцу.

— Воды дайте! — попросил тот и, к равному изумлению и старой и малой, сел на лежанке. — Пить больно хочется.

* * *

Странное это было отпевание: без мужа — пусть и бывшего, но всё-таки! — и без сына.