Проводник в бездну: Повесть - [28]
И долго бы рассеивал мальчишеские мысли Крутько, если б не услышали тарахтение колес за дубняком.
— Тише, дядя, — прошептал Гриша. — Это не иначе как они.
— Кто они? — насторожился проводник.
— Староста с полицаем…
— Ложитесь и ждите меня! — вдруг строго приказал Крутько, а сам побежал в дубняк, куда еще раньше пошли партизаны.
— Айда и мы, — шепнул Гриша.
— Крутько же не велел, — колебался Митька.
— Мы же будем сзади…
— Все равно влетит нам — и от Крутька, и от дяди Антона.
— Скажем, заблудились.
Пререкаясь, чуть не выскочили к дороге. Она была близко, совсем рядом — раздвинь ветки и увидишь. Так и сделали: пригнули куст и стали смотреть на дорогу, но ничего на ней не увидели. Зато услышали стук колес да цоканье конских копыт — все ближе и ближе.
— Смотри! — вцепился Гриша в Митькину руку.
— Ви-жу.
Из-за поворота появился крупный гнедой конь, который натужно тянул новую телегу. На ней сидели трое: прищуренный Поликарп, хмурый Миколай и пьяный Кирилл. Они громко разговаривали, будто хотели отогнать от себя страх.
— Стой! — покатилось грозно и предостерегающе.
«Стой, стой!» — отозвалось эхо в лесных дебрях…
Примак от неожиданности потянул на себя вожжи. Но тут же, опомнившись, хлестнул ими коня по крупу. Вдруг на подводе приподнялся окровавленный человек и резким толчком плеча сбросил Кирилла на землю. Миколай тотчас же спрыгнул на дорогу и побежал, держась одной рукой за вершину люшни, а другой — сжимая парабеллум и осатанело паля по лесу. Миколай не отставал от телеги ни на шаг, надеясь, что партизаны не решатся стрелять сюда, остерегаясь попасть в своего.
Кирилл Лантух, как чучело свалившись в кювет, тоже открыл стрельбу.
— Стой, сволота! — на дорогу выбежал кто-то из партизан и схватил коня за уздечку.
Пленный партизан скатился с телеги, силился подняться, но Миколай в упор выстрелил в него один раз, второй. Хотел было и третью пулю всадить, да, видимо, кончились патроны в обойме. Он люто оскалился, швырнул парабеллум на дорогу и сиганул в чащу. За ним кинулся и Кирилл. Партизаны подбежали к своему товарищу, но он уже не дышал.
Михайло Швыдак, прихрамывая, устремился с двумя бойцами в погоню.
Партизаны окружили подводу. Выскочили из своей засады и Гриша с Митькой и увидели лежащего на телеге мертвого Налыгача с выпученными глазами.
— В меня, шкура, стрелял. Ну я его и отправил в царство небесное, — перевязывая себе руку, еще в боевом запале рассказывал Крутько. И глазами искал ребят: видели они, как Крутько Налыгача?..
К телеге подбежал Яремченко:
— Надо было живым его…
— Такую гниду жалеть?
— Обыскать старосту, — коротко приказал комиссар.
— Это нам раз плюнуть.
Крутько вывернул карманы старосты, ловко отпорол свежую заплатку на кожухе и вытащил в несколько раз сложенную бумажку. Расправил ее и прочитал:
— Антон Яремченко, Ольга Макаренко, Александр Гончарук… Вот оно что! Список активистов!
Крутько передал записку комиссару, тот пробежал ее глазами.
— Та-ак… В гестапо вез, продажная тварь. — Спрятав список к себе в планшет, приказал: — Проверьте телегу. Може, еще что везли паны негодяи?
Перекатив длинного Налыгача, Крутько начал сбрасывать на дорогу солому. Сквозь желтизну соломы на дне телеги что-то заалело.
— Знамя! — голос Крутько охрип от волнения.
Яремченко стряхнул солому с яркого пурпура, развернул.
— Наше знамя! — радостно восклицали окруженцы. — Наше…
Яремченко почтительно и ласково сложил знамя и спрятал под кожух, застегнув его на все пуговицы.
— Ну, братцы, поздравляю! Честь ваша сохранена… А теперь на помощь к Швыдаку.
Но в эту минуту партизаны во главе со Швыдаком вернулись на дорогу. Они были злы и тяжело дышали. Михайло чертыхался, проклинал плюгавцев, которые перехитрили их и гадюками уползли в заросли…
— Никуда, запроданцы, от нас не уйдут, — комиссар с улыбкой посмотрел на лейтенанта Швыдака. — Зато для тебя у нас есть радость, Михайло… — Он расстегнул кожух, и оттуда пламенем взвилось знамя.
— Братцы, это же наше! Наше! Ей-богу, наше! — Лейтенант схватил шелковое полотнище. Торжественно повторил: — Наше, родное. Вот оно. Номер полка, название… Теперь будем считать, что операцию провели успешно. — И к Яремченко: — Так вы мне поручите его?..
— Бери, Михайло, поручаю, — вздохнул Яремченко.
И его вздох поняли: сбереглось знамя — снова возродится полк. И уйдет этот полк из лесов, из партизанской семьи, вольется в регулярные войска. Жаль расставаться с такими козарлюгами, как Михайло, командир полка Александр Иванович… Тесной солдатской дружбою побратались они в родных полесских лесах.
— Ничего, Антон Степанович, будем живы — увидимся, — повлажневшими глазами глянул Михайло на комиссара. Обнялись крепко, сердечно.
— Будьте счастливы. Теперь воюйте самостоятельно. Есть знамя — есть полк. И верно говоришь: живы бу-будем — встретимся.
Михаил увидел Гришу и Митьку, которые вышли на дорогу.
— Не выдержали, герои? Ну что же, как в песне поется: «Идет война народная, священная война…» — Счастливый лейтенант со знаменем в руках улыбнулся: — Мою звездочку не потерял?
Гриша испуганно порылся в кармане, палец укололся об острые уголки. Достал, показал:
