Провинция (сборник) - [39]

– Здравствуй, Машенька! Это я тут новенького с четвёртого отчитывала. И вашу Леночку вспоминала. Вот уж вежливая она у вас да умная! Как она там?

– Спасибо, Михайловна! У неё всё хорошо. Дениска растёт…

– У хороших-то людей и дети как дети.

Мария Ивановна, задержанная соседкой, пошла побыстрее. Вслед ей неслось старушечье бормотанье в адрес «шалопута с четвёртого».

Как летит время! В этом доме живёт она уже почти четверть века, с тех самых пор, как въехали они с Леонтием и маленькой Леночкой в двухкомнатную квартиру новенькой пятиэтажки.

Выросли посаженные в ту весну деревья, выросли Леночка и её сверстники. Их тогда много было, девочек и мальчиков младшего возраста. Молодёжный дом был, так его и называли.

Дети выросли, разъехались из тесных квартир. Дом стол тихим. Да, люди в доме жили хорошие, и дети как дети… Никто под суд не попал, не спился. Леночка вышла замуж после пединститута за выпускника военного училища. Кочует теперь по всей стране со своим Сергеем. Приезжали в отпуск прошлым летом с трёхлетним Дениской, внуком, похожим на Лену. Побыли полмесяца, уехали к матери Сергея. Опять они вдвоём с Леонтием Константиновичем.

Пока Мария Ивановна идёт знакомой дорогой на работу, она думает и о «шалопутном». В квартиру на четвертом этаже, после того как жившая там семья получила большую, въехали молодые хозяева. Женщину звали Клавдия.

После работы вечером Мария Ивановна иногда присаживалась на скамейку у подъезда, где сидели обычно старушки со всех пяти этажей. Клавдия выходила в халате, лохматой причёске. Спрашивала небрежно, ни к кому не обращаясь: «Моего парня не видели?» Стояла, выпятив живот, подперев бёдра руками. Если разговор шёл общий, могла Клавдия бросить несколько фраз и, не слушая ответа, повернуться и уйти. Мужа её Мария Ивановна как-то приметила у пивного бара в компании молодых – да и немолодых тоже – мужчин. Куря сигареты, ежеминутно сплёвывая, резко жестикулируя, они обсуждали какие-то свои проблемы. Неряшливо одетый, с набрякшим, нездорово розовым лицом, он был здесь своим.

Мария Ивановна знала всех в своём доме, и её знали тоже, при встрече здоровались. Кто помладше, дети – первыми. Это было привычно, её очень удивило бы другое. А вот Клавдия и не думала с ней здороваться. Как, между прочим, и с другими. И муж её – имени его Мария Ивановна не знала – проходил мимо, как будто пустого места.

Третьим в семье у них был мальчик лет десяти. Что его зовут Миша, во дворе узнали сразу, так как со дня переезда из окна четвёртого этажа чуть ли не каждый вечер Клавдия визгливым сопрано взывала: «Мишка!». Тот никогда не отзывался сразу, даже если играл недалеко от подъезда, только услыхав: «Голову оторву гаду!» – появлялся под окнами и заводил с матерью диалог, в котором она наступала, требуя его явки, а он оборонялся, отстаивая своё право «гонять по улице».

Об этом Мишке и отзывалась Михайловна как о шалопутном.

А Марии Ивановне он нравился: ясноглазый, быстрый, ловкий. Она хотела бы, чтобы Дениска к тому времени, когда пойдёт в школу, стал таким же отчаянным мальчишкой. Нет, никакой он не шалопутный, просто дома с ним не занимаются, не приучают к вежливости.

После работы по дороге домой Мария Ивановна зашла в магазин, кое-что купила из продуктов. Она поднялась на первую лестничную площадку, где вдоль стены разместились плоские голубые ящики для почты, поставила сумку, стала доставать газеты. Мишка сбежал сверху и, зыркнув глазами на Марию Ивановну, открыл свой почтовый ящик.

– Здравствуй, Миша! – неожиданно для себя сказала Мария Ивановна и как-то внутренне подобралась, ожидая реакцию мальчика.

– Здравствуйте! – с удивлением в голосе ответил тот и хотя уже собирался бежать наверх, остановился, словно ожидая ещё какие-то слова от Марии Ивановны. А она немного торопливо, будто это так важно для десятилетнего мальчика, сообщила о том, что слишком много накупила всего, что сумка очень тяжёлая… Тот слушал её внимательно, понимающе кивал головой и сказал:

– Давайте я вам помогу…

– А не тяжело будет? – забеспокоилась Мария Ивановна.

– Ну! Я ещё не такие сумки могу носить! – он легко поднял груз и стал подниматься вверх по лестнице.

– У двери поставь. У пятьдесят первой квартиры, – крикнула ему Мария Ивановна вслед.

– Ладно! – прозвучал Мишкин ответ уже с третьего этажа.

На следующее утро Мария Ивановна ещё закрывала свою квартиру на ключ, когда сверху промчался Мишка с портфелем в руках. Не останавливаясь, только сверкнув на неё глазами, он крикнул «Здравствуйте!», и исчез, грохоча ботинками по лестнице.

На крылечке подъезда Мария Ивановна чуть не столкнулась с Михайловной. Подслеповато щурясь, та из-под руки смотрела на небо – боялась дождя.

– Шалопутный опять промчался, ни здравствуй, ни прощай! Ну, молодёжь… – Михайловна горестно закачала головой.

– Здравствуйте, Нина Михайловна! – сказала Мария Ивановна, но останавливаться не стала, хоть знала, что та будет говорить хорошие слова про её дочь. А как она ругала Леночку за брючный костюм, одетый той в шестнадцать лет, как поносила саму Марию Ивановну за укороченную по тогдашней моде юбку! Этого Михайловна не вспомнит… И ещё подумала Мария Ивановна, что надо будет самой поздороваться с Мишкиным отцом, да и с Клавдией как-нибудь поговорить.