Провинциальный вояж - [36]

— Энрике, это который мой начальник — маккензоид и единственный экспат среди топов, говорит, что все ништяк прошло, должны одобрить на Совете Директоров через месяц. Если дело выгорит, премию дадут и повысят на два уровня вверх, а там прямиком дорога в правление. Заживем, брат!

— А тебе не жалко работяг провинциальных? — Я решил потроллить взолнованного оптимизатора. — Им же некуда деваться с подводной лодки сиречь Новоуральского горно-металлургического комбината? А вся эта многочисленная бухгалтерия, отделы кадров, подсобные хозяйства, дома отдыха — все под нож? Ты же обрекаешь на гибель тысячи семейств…

— Ах ты ж старый марксист, хренов луддит, тебе-то что за дело до пролетариев уральских, — осклабился приятель. — Ты их видел вообще? Бесформенных теток в душных кабинетах, угрюмых кастелянш и буфетчиц, бесчисленных пузатых охранников с кроссвордами наперевес, штатных шоферов с вонючими цигарками в зубах — все это сонное болотное царство бесполезных лентяев, ни черта не умеющих и ни к чему не стремящихся, которому по барабану революции, дефолты, крах фондовых рынков; да хоть остановится завод, хоть бомба атомная упадет или Тунгусский метеорит — они все одно будут шуршать тормозками по углам, заваривать по пять раз пакетики чая Принцесса Куни и жаловаться на вздувшуюся простату и мировую военщину.

— Это закономерный и необратимый процесс, третья научно-техническая революция по Тоффлеру, а мы — ее апостолы, комиссары, всадники капиталистического апокалипсиса. Россия будет свободной от опостылевших совковых оков.

— Вот смотри, предыдущее поколение: Ходорковские, Абрамовичи, Дерипаски, Мордашовы — выполнили свою миссию, разрушили плановую экономику, оформили переход собственности от государства в частный сектор, отбились от бандитов и красных директоров. Простые ребята, которые раньше всех... Первые российские долларовые миллиардеры. Умницы, отличники, селфмейды, многие из провинции, из сельской голытьбы, ну как мы с тобой.

— Им, конечно, в итоге основная слава, респект и миллиарды, некоторым — пуля или тюрьма, кому как свезло.

— А мы, наше поколение, идем следом, у нас своя миссия, своя планида. Зачищаем поляну от пережитков совка, внедряем передовые технологии управления, режем косты, меняем лицо и изнанку российского бизнеса, повышаем капитализацию, черт подери… Изведем под корень всю эту многовековую гоголевскую корпоративную нечисть, всех этих бумагомарателей и крючкотворов, коробочек, плюшкиных и кувшинных рыл.

— Ты заметил, что уже сейчас российские заводы и компании стоят на бирже в разы дороже, чем европейские и американские аналоги. Это наши олигархи скупают металлургические предприятия в Европе и Штатах, конкурируя с китайцами и индусами.

— А все почему: в Россия неограниченная свобода предпринимательства и потенциал роста. В сраной Бельгии ты последнего чмошника не можешь уволить — будешь выходное пособие лет десять платить и пенсию потом — это если с профсоюзами добазаришься по-хорошему.

— А у нас: сырье свое, под боком, электроэнергия, газ, уголь — все рядом и по дешевке. На экологию все чихали с высокой колокольни.

— Если навести порядок, поднять эффективность, сократить персонал, как я предлагаю — мы легко уделаем и Европу, и пиндосов, и Китай с Японией, — продолжал распаляться товарищ, в запале потирая вспотевшие руки. — Короче, дайте пять-десять лет покоя, и вы не узнаете Россию, как говаривал Столыпин, пока ему башку не прострелили.

— Ладно, ладно, не ядрись, остынь, ты не на Совете Директоров, — я раздраженно прервал напыщенный монолог товарища. — И не таких революционеров-идеалистов русская тоска перемалывала в труху, тоже мне строитель нового мира выискался.

— Я вот, к примеру, хоть и яркий представитель поколения, как ты описал, но с миссией провинциальной не справляюсь, очень хочется свалить из глуши, а то боюсь, тамошние вурдалаки со свету сживут либо инфицируют, обратят в свое подобие.

— А что так? Ты ж вроде хвалился победами на всех фронтах.

— На любовном — совсем запутался, попал в ощип. С провинциальной зазнобой поругался… Она супер-классная, а когда сиськами потрясет, так в принципе теряю контроль. — Я закатил глаза и похотливо заурчал. — Но с двумя дитями, в украинской глуши — терзаюсь сомнениями, не очень-то авантажно выходит.

— С бывшей, вроде как наоборот, близки к примирению. и рад бы, как Ленин, свалить на чердак и работать, работать, работать, но начальство малость крышняком двинулось, хотя этого и следовало ожидать — кровь и почва берут свое, трудно надеяться на адекватность водочных отморозков.

— И вот как подумаю, что придет осень, зима, промозглая мгла и забвение, а я застрял в провинциальном городишке с одним кинотеатром, клубом в ДК и двумя приличными ресторанами, в которых посетителей без раздумий ебашат бильярдным кием по загривку за любые проявления чужеродности типа очков или фразы на немецком.

— В общем, надо решать. Оставаться с водочниками, брать беспроцентный кредит на все блага мира, перековаться в стального мутанта на службе у нечистой силы, поднять бабла, остепениться в конце концов, завести семью, детей, своих и чужих, машину, дом, дачу, картину, корзину, картонку…