Провинциальная история - [50]

Почти полчаса длился этот необычный фильм.

Когда Дженев, показав работу нескольких цехов, участков и технологических линий, выключил аппарат и вернулся к столу, тишина сделалась гнетущей. Задымили сигареты. Все без исключения знали свой завод, но никто бы не подумал, что картина, методично прослеженная и зафиксированная бесстрастным глазом камеры, может показаться столь необычной: пока бо́льшая часть рабочих, подгоняемых машинами, вела борьбу за секунды, вокруг сновали, непринужденно беседовали или наблюдали за ними другие люди — руководители, техники, снабженцы, нормировщики. Эти чувствовали себя вольготно, временем не дорожили — словом, оставались вне рабочего ритма.

Дженев отметил про себя благоприятную реакцию зрителей и, выждав несколько минут, сообщил, что участники заседания смогли увидеть лишь часть заснятого, а целостная картина, полученная в процессе кино- и фотохронометража, обстоятельно проанализирована в материалах, содержащихся в этой вот папке. Он указал на лежащую перед ним папку, затем раскрыл ее и зачитал выводы. В них говорилось, что при существующих условиях всякая попытка перевыполнить план приведет к перегрузке рабочих и дальнейшему увеличению брака, то есть даст обратный результат как в экономическом, так и в психологическом отношении.

— Вот и все, — закончил Дженев, потирая виски.

— Прошу высказываться, — сухо предложил Миятев.

Первым подал голос Тонев, заместитель Миятева, который все время делал какие-то записи в блокноте.

— Скажите, товарищ Дженев, — подчеркнуто вежливо обратился он к Стоилу. — Кто снимал этот фильм, если не секрет, и кто делал выводы?

— Снимал я, — ответил Дженев. — А анализ мне помогли сделать два специалиста. А что?

— Я просто спрашиваю, — грубовато ответил Тонев и опять уткнулся в свою записную книжку.

Затем поднял руку Кралев из отдела труда и зарплаты — грузный, медлительный. Он скоро собирался на пенсию, но голова его работала пока исправно.

— Лично я-а-а, — протянул Кралев, — хотел бы высказать некоторое несогласие с товарищем Дженевым по вопросу… Но вначале о другом. Поскольку мы с вами на заседании парткома, то уместно спросить: не выходит ли эта проблема за пределы нашей компетенции, что ли, не влезаем ли мы в дела администрации и, смею заметить, вышестоящего руководства? Ведь…

— Товарищ Кралев! — прервал его Крыстев, другой заместитель секретаря, начальник конструкторского бюро. — Мне кажется, что подобные процедурные вопросы неуместны. Что плохого в том, что мы обсудим проекты планов?

Дженев с Миятевым переглянулись.

— Товарищи, — неуверенно вмешался Миятев. — Об этом мы уже договорились. Тут верно сказано, партком вправе обсуждать любые вопросы, имеющие отношение к работе завода. Так что прошу высказываться.

Молчание затянулось.

— Слушай, Миятев, — снова поднялся Крыстев. — Дай-ка я скажу несколько слов. — Он оглядел присутствующих, задержал взгляд на седеющей гриве Дженева. — Я, товарищи, предварительно не знакомился с тем, что проделал наш уважаемый Дженев со своими помощниками, не знал и того, что мы будем сегодня этим заниматься…

— Никто не знал, — послышались другие голоса.

— Но я полагаю, — продолжал Крыстев, — что партийный комитет поступил правильно, пригласив сюда товарища Дженева, чтобы он вскрыл перед нами подлинные проблемы завода, да еще с таким знанием дела. Сомневаться не приходится: все, что мы тут слышали и видели, — сущая правда.

— Ты же говорил, что не был знаком, — кольнул его Тонев.

— Понимаешь, Анастас, не надо быть ясновидцем, чтобы заметить имеющийся разрыв между технологией, нормами и качеством. Четырнадцать процентов технологического брака, товарищи, это даже по китайским масштабам немало! — Его слова вызвали на лицах небольшое оживление, одна Батошева осталась безучастной. — И я согласен с товарищем Дженевым: или мы будем и дальше выставлять напоказ липовую производительность, за которой кроются тонны загубленного сырья и зря потраченный труд, или попробуем добиться чего-то более реального. И прав товарищ Дженев: высокая производительность тогда хороша, когда от нее есть польза обществу, а ежели от нее только нам с вами польза, а обществу урон, то с таким положением больше нельзя мириться.

— Ну хорошо, что ты предлагаешь? — спросил Тонев.

— Голосовать, что же еще! Лично для меня вопрос ясен, чего тут разжевывать?

— Ты хочешь сказать, что если нужно разжевывать, то для нас, а не для тебя, да? — поддел его Тонев. Недоучившийся экономист, он не мог подавить в себе чувство зависти и постоянно схлестывался с образованными людьми, особенно с инженерами, чье значение, по его мнению, неоправданно возрастало.

Склонив голову, Дженев внимательно слушал. Пока что все шло, как он предвидел. Крыстев и Тонев пробовали влиять на ход обсуждения. Он знал и того и другого. Опытный в житейских делах и скрытный по натуре, Тонев всячески старался спрятать свои личные интересы и амбиции. Не лишенный способностей, он был неплохим организатором, умело находил середину между уговорами и принуждением, к людям относился внимательно в отличие от Крыстева, который был скуп на слова, отличался прямотой, но подчас смешивал вполне уместные притязания специалиста со своим субъективным мнением и так же часто попадал впросак. Мы с ним два сапога пара, с горечью подумал Дженев.