Провинциалка - [26]

— Ага, признался все-таки? Дополнительно осложняется из-за вашей страусовой политики по отношению к товарищу Кондову. Если бы вы своевременно вызвали его и честно объяснили, как обстоят дела, все было бы в полном порядке. Но вы сваливаете решение этого вопроса друг на друга, никто не смеет сказать ему правду в глаза, и он вынужден получать информацию из вторых рук, разумеется, недостоверную и преувеличенную в клубах и кафе.

Я ждал, что Иванчев рассердится, что в глазах у него сверкнет холодная неумолимость, с которой я столкнулся однажды, но, к моему удивлению, он подошел к Докумову и положил руку ему на плечо.

— Наперед батьки в пекло не лезь! Всему свой черед. Напишите окончательный вариант сценария, пусть все видят, что в него не вошло ни строчки из сценария бай Миладина, и все будет тут же оформлено наилучшим образом! А до этого не будем поднимать излишний шум!

— Правильно! — кивнул я, сам того не желая. — Тем более, что Кондов уехал отдыхать в Варну.

Докумов смерил меня внимательным взглядом и взялся за дверную ручку.

— И мне пора, — протянул я руку Иванчеву.

Минуту спустя мы оба шагали по улице, залитой солнцем.

— Довели меня до ручки, а теперь — марш в Дом творчества! — язвительно ввернул Докумов. — Не знаю, как вы уложились в сроки — все-таки у вас есть пьеса на ту же тему, — но мне-то пришлось начинать с азов. Изучение исторической эпохи отняло у меня три недели, а на сценарий осталось меньше месяца. Приходилось в среднем писать по семь-восемь страниц в день, иногда я засыпал над пишущей машинкой и в результате — резкое повышение сахара в крови! Чувствую себя сейчас, как выжатый лимон.

Я сочувственно посмотрел на него.

— И вот вам благодарность — некому сказать тебе и двух добрых слов! Не говоря уже о том, что теперь жди как милостыни, пока тебе заплатят!

— Мне кажется, вы слишком мрачно воспринимаете происходящее! — мягко ответил я. — Иванчев сказал, что этот вопрос скоро будет улажен.

Докумов взглянул на меня с легкой укоризной.

— Речь идет не только о деньгах… Есть вещи, которые ничем не оплатишь. Постоянно слышу намеки в кафе, что я перебегаю дорогу серьезному уважаемому писателю, что мой поступок, мягко говоря, не лоялен…

Я резко остановился, изумленно вытаращившись.

— Вам, вероятно, не смеют сказать этого в лицо, но будьте уверены — за спиной шушукаются примерно о том же.

— Но с какой стати? Бай Миладин сам не пожелал продолжать работу, и студия обратилась к другим авторам. Что же здесь нелояльного?

Докумов невесело улыбнулся.

— Человек не может объяснить это каждому, не так ли? Знаете, я искренне сожалею о своем выборе профессии. Нет работы черней и неблагодарней, чем наша, товарищ Венедиков! Но я положительно однажды расплююсь с ней — раз и навсегда! Напоследок стали пошатывать нервы, да и характер неподходящий. Рад был с вами познакомиться, хоть и с известным опозданием…

— Я тоже! Нужно будет встретиться в другой обстановке, посидеть за рюмочкой… Мы ведь будущие соавторы?!

— Хорошая мысль! Только я не пью…

Вскоре я увидел, как он вышагивает по улице Аксакова с кожаной сумкой на плече, и медленно направился своим путем к площади Славейкова.

16

— Здравствуйте!

Передо мной стояла Пепа — все в тех же потертых джинсах и серой рубашке с подвернутыми рукавами. Мне показалось, что она только что поднялась с металлического парапета перед входом в ВИТИС, где торчало с десяток юношей и девушек, довольно небрежно одетых.

Я вспомнил, что Пепа трижды не прошла по конкурсу в этот институт, и подумал, что она, наверное, снова готовится к приемным экзаменам, раз крутится здесь поблизости.

— Почему вы так внезапно исчезли в тот вечер? — спросил я с несколько натянутой улыбкой.

Она пожала плечами.

— Просто решила, что мне пора уходить. Я чувствовала себя там, как инородное тело, и эта чужая среда должна была меня отторгнуть… К тому же, похоже, я несколько переборщила?

— Не стану разубеждать вас, — подтвердил я, чувствуя прилив приятного любопытства, так же, как и неделю тому назад.

Я взглянул на часы и, отметив, что время до обеда еще есть, внезапно предложил:

— Не хотите ли выпить чего-нибудь прохладительного?

— Можно.

Мы перешли улицу и сели за столик под тентом кафе-кондитерской "Прага". Официантка, в ожидании заказа, в небрежной позе стояла у нашего столика, обдирая облупившийся лак на ногтях.

— Мороженое или что-нибудь другое? — обратился я к своей даме.

— Мороженое, — кивнула Пепа.

Себе я заказал рюмку водки, хотя алкоголь в такую жару вряд ли пошел бы мне на пользу.

Когда официантка отошла, Пепа воспользовалась меню как веером.

— Ужасная жара! Вы собираетесь на море?

— Позже.

— Знаете, я нашла книгу ваших пьес и прочла предисловие. Совсем иначе представляла себе ваше детство и юность…

Я взглянул на нее удивленно. Что заставило ее заняться поиском моих произведений?

— А как именно?

— Ну… Я не допускала, что вы — сын трамвайного кондуктора, и вообще…

— Вот видишь, к чему может привести предварительная схема? — прервал ее я. — То же самое произошло и в тот вечер у Корнелии. Ты прочла только предисловие?

Она беззлобно улыбнулась.

— Нет, и обе пьесы.