Провинциалка - [22]

Сейчас он в очередной раз готовился вести меня на смотрины, а я согласился с ним по инерции и еще потому, что Мари-Женевьев начинала мне надоедать все больше и больше…

На какое-то мгновение мне захотелось действительно выгнать его и остаться до вечера наедине с бутылкой, но я знал, что это лишь вызвало бы излишние споры и объяснения, которые не облегчили бы отношений с моим милым другом… Я махнул рукой и первым направился к двери, подавив в себе глухое озлобление, но когда мы зашагали к троллейбусной остановке, почувствовал, как злость на Даво вновь заклокотала в груди.

— Ты послал деньги маме? — отрывисто бросил я, когда мы устроились на сидениях полупустого троллейбуса.

Он нахмурился.

— Сразу же! Ты что это вдруг вспомнил о матери? Или дает о себе знать Эдипов комплекс?

Я ухмыльнулся, обезоруженный. Даво есть Даво!

В просторной гостиной мы застали семь-восемь молодых мужчин и женщин, расположившихся вокруг низенького длинного столика, заставленного тарелочками с соленым миндалем, арахисом и всевозможными бутылками.

Хозяйка встретила нас улыбкой, задержала чуть дольше необходимого свою теплую руку в моей и окинула меня опытным и, как мне показалось, не совсем очарованным взглядом… "Ты выглядишь на три года моложе своего возраста!" — всплыл в памяти дурацкий комплимент Даво.

— Корнелия! — произнесла она задушевно, будто сообщая мне какой-то пароль. — Прошу вас, садитесь где вам будет удобней… Водка или виски?

— Виски! — благосклонно кивнул я, скользнув глазами по ее великолепной фигуре.

Она не выглядела слишком молодой, как сообщил мне Даво, и это, кто знает почему, вдруг мне понравилось. На ней были блестящие темно-бордовые брюки, облегающие ее длинные стройные бедра, и эффектная блуза, в вырезе которой чуть вздрагивала соблазнительная грудь.

— Я думаю, нет необходимости представлять вам товарища Венедикова! — обратилась она к гостям, наливая мне виски. — Предполагаю, что его знают все, кто любит болгарский театр… Или слышали его имя!

Присутствующие удостоили меня любопытно-благосклонными взглядами, помолчали секунду-другую из вежливости и продолжили с нескрываемым интересом слушать невысокого полного мужчину с кудрявыми светлыми волосами — наверное, заводилу компании.

Корнелия протянула мне стакан, предварительно опустив в него два кубика льда, и села рядом со мной на низкую квадратную табуретку.

— Ваше здоровье и добро пожаловать в мой дом! — кивнула она, сдвигая свой стакан с моим. — Надеюсь, Даво передал вам, как мне понравилась ваша пьеса?

"Значит, он это не выдумал!" — мелькнуло у меня в уме.

— Меня так взволновал этот спектакль, — продолжала Корнелия, — что я потом долго бродила по улицам и думала о вашей героине, погибшей в расцвете сил и молодости, не успев полюбить и быть любимой… И особенно о ее подвиге там, в фашистской Германии, когда у нас уже была свобода… Вы так хорошо придумали это с письмами и документами!

Явно, она говорила о моей художественно-документальной пьесе, посвященной Яне Крыстевой, советской разведчице, гильотинированной в Германии осенью 1944 года. Со слов Даво у меня создалось впечатление, что Корнелия смотрела мою последнюю современную драму.

Я оглянулся, рассматривая изысканно обставленную гостиную. Я уже знал, что раньше хозяйка была манекенщицей, а сейчас работает в руковостве Дома моделей. Припомнил ее слова, переданные мне Даво, что она жаждет встретить человека, который не воспринимал бы ее лишь как соблазнительную плоть. "Раз она так настаивает…"

Я сделал большой глоток виски, бросил в рот несколько вкусных миндалинок.

— Ваш теплый отзыв меня искренне обрадовал, — начал наступление я. — Мне и в голову не могло прийти, что политическая пьеса могла произвести сильное впечатление на такую женщину, как вы.

— А вам не кажется, что я могу и обидеться?

— Почему? Просто интересы красивой женщины иные.

Корнелия поморщилась.

— Вы меня удивляете, товарищ Венедиков. Я думала, что писатель и особенно такой знаток женской души, как вы, более широко смотрит на мир… Я не жду, что вы непременно поверите мне, но меня всегда волновал вопрос, какими были наши предшественники, какой вообще была та молодежь, погибшая с песней на губах, существует ли связь между ними и нами и в чем именно заключается эта связь. Все это подчас страшно мучит меня…

Я вытянул сигарету, щелкнул зажигалкой… Поблизости в очередной раз грянул дружный залп смеха — явно, светловолосый был неутомимым рассказчиком анекдотов. И вдруг в наступившей тишине прозвучал немного неуверенный голос девушки, сидевшей в сторонке:

— Простите, что я вмешиваюсь, можно, я задам вам один вопрос?

Она была в джинсах и простой серой рубашке с подвернутыми рукавами, без капли грима на лице и без всяких украшений — колец, медальонов и сережек, которые так любят другие женщины. Самым странным в ней были ее глаза — светло-синие, почти вылинявшие и какие-то холодные, как у сиамской кошки. Все остальное — красивые сочные губы, кудрявые каштановые волосы, мятая, но чистая рубашка придавали ей какой-то теплый, но заурядный вид. Лишь озерная прозрачность взгляда обволакивала все холодом и отчуждением.