Провинциализируя Европу - [89]

Интересные примеры бесед на вымышленной «адде», собирающейся регулярно в чьей-то «байтхакхане», можно найти в коротких шутливых рассказах «Ламбакарна» и «Дакшинрай», опубликованных в 1915–16 и в 1928–29 годах соответственно. Парашурам (Раджшекар Бозе) написал оба рассказа в период антибританского националистического движения. Роль хозяина в обеих историях отведена состоятельному бенгальскому землевладельцу, представленному как «Рой Бангшалочан Банерджи Бахадур, заминдар и почетный магистрат, судья Белегхаты[522]». В первом рассказе, «Ламбакарна», нам представляют набор персонажей «адды», регулярно собирающихся у Бангшалочана:

На вечерней «адде», собиравшейся в «байтхакхане» у Бангшалочан-бабу можно было каждый вечер услышать много громких слов. Губернатор Сурен Банруджи[523], «Мохунбаган»[524]; духовные истины, похоронная церемония местного жителя, старика Адхара, новый крокодил в Алипоре[525] – нет таких тем, которые остались бы без внимания. Недавно, на протяжении последних семи дней, предметом дискуссии был тигр. Наген, шурин Бангшалочана, и Удай, какой-то его далекий «племянник», прошлым вечером чуть из-за этого не подрались. С большим трудом другие члены группы убедили их угомониться.[526]

В этом описании уловлен дух бенгальской «адды». «Чистая „адда“, – пишет Радхапрасад Гупта, член хорошо известной „адды“ 1940-х годов, – не имеет… прочной, постоянной agenda <…> Нет никакой уверенности, какая тема будет поднята во время „адды“ в конкретный день, что вызовет споры и стычки и чем это всё закончится. Предположим, в одну минуту идет беседа о сверхновой за пределами Солнечной системы, а уже в следующую минуту могут спорить о работе Плеханова „К вопросу о роли личности в истории“»[527].

Вселенской широтой затрагиваемых тем, простирающихся от националистического движения до бенгальских тигров, посетители гостиной Бангшалочана фиксируют тот факт, что существо их встречи – это сама практика «адды». Во втором рассказе речь идет о той же гостиной с теми же персонажами, но теперь действие происходит где-то в 1920-х годах. Этот рассказ, в свою очередь, показывает, как патрон «маджлиш-адды» мог вмешиваться в критические моменты разговора, вследствие чего он перестает соответствовать стандартам демократического диалога, которые Буддхадев Бозе идеализировал в своей похвале модерной «адде». Приведем начало второго рассказа, «Дакширнай»; темой разговора снова был тигр. Отметим, насколько мимолетным, но определяющим было участие в разговоре Бангшалочана:

Господин Чаттерджи сказал: «Если говорить о тиграх, то лучшие в „Рудрапраяге“[528]. Крупные, гигантские зверюги. <…> Но такова [священная] сила этого места, что они ни на кого не нападают. В конце концов, ведь все [люди там] это паломники. Они ловят и едят только „сахибов“ [европейцев, белых людей]. <…> Адвокат Бинод сказал: «Какие замечательные тигры! Нельзя ли сюда завезти нескольких? „Сварадж“[529] быстро наступил бы. „Свадеши“, бомбы, прялки, раскол в законодательных советах[530] – без всего этого можно было бы обойтись». Такой разговор шел однажды вечером в «байтхакхане» у Бангашлочан-бабу. Он был поглощен чтением английской книги «Как быть счастливым, даже будучи женатым». Его шурин Наген и племянник Удай также были здесь.

Чаттерджи затянулся кальяном на целую минуту и сказал:

– А почему вы полагаете, что этого еще не попробовали?

– Правда? Но в отчете Роулетта[531] об этом не упоминается.

– То есть вы читали отчет? Послушайте, разве правительство обо всем знает? Есть многое на свете – или как там поговорка гласит.

– Почему бы вам не рассказать нам об этом?

Чаттерджи помолчал какое-то время, а затем произнес:

– Хм-м-м…

Наген просительным тоном:

– Почему бы и нет, мистер Чаттерджи?

Чаттерджи встал, выглянул за дверь, посмотрел в окно, и, вернувшись на место, повторил:

– Хм-м-м.

– Что вы там искали? – спросил Бинод.

– Только удостоверился, что внезапно тут не появился Харен Гхосал. Это полицейский шпион, лучше быть осторожным с самого начала.

Бангшалочан отложил книгу и произнес:

– Лучше бы вам не обсуждать эти темы здесь. Не должны такие истории звучать в доме магистрата.

В итоге Чаттерджи все-таки рассказывает свою историю, но лишь согласившись с условием Бангшалочана, что он опустит «излишне крамольные» моменты[532]. Мне хотелось бы подчеркнуть здесь две вещи. Во-первых, редакторско-цензорская роль хозяина, которая становится ясна только в конце диалога, когда патрон собрания Бангшалочан произносит всего несколько слов, но тем самым определяет правила обсуждения на «адде». Это относит пространство данного собрания ближе к «маджлишу», чем к демократической, модерной «адде». Второй важный для меня момент – то, как аккуратно, через название книги, которую читает Бангшалочан, автор рассказа привлекает наше внимание к гендерной природе пространства. К этой теме я еще вернусь ближе к концу главы.

Если в «маджлише» гостеприимство хозяина давало ему власть мягко (а иногда не слишком мягко) поправлять ход беседы, то на другом полюсе находилась «адда» в кофейне или в чайной, где в отсутствие патрона было принято правило «угощения по-голландски»