Проверка слуха - [17]

ускользнуть в ручеёк…

* * *

Я люблю неспешные поездки,

чай вагонный с угольным дымком.

Прадед мой, служивший на «железке»,

с этим вкусом тоже был знаком.

Я люблю глухие полустанки,

где старушки — тихий наш закат —

с молоком в холодной скользкой банке

к поезду поспешно семенят.

Я люблю, когда молчат соседи,

и стаканы, тонко дребезжа,

повторяют: «Едем… едем… едем…» —

по «железке» — лезвию ножа…

* * *

Япония, манишь ты неспроста:

как скрытая вуалью красота,

как чья-то тень манит из-за угла,

как женщина, что так и не пришла,

как прерванный в начале разговор,

как эдельвейс — хранитель тайны гор,

как тайнопись древнейшего листа —

Япония, манишь ты неспроста…

* * *

Бытует легенда о том, как седой каллиграф

на улице знойной, приличья и нравы поправ,

на белом халате японки свой знак начертил —

знак вечной дороги бессмертных небесных светил.

Рассеянность гения сделала белый халат

не просто халатом — ценнее он стал во сто крат,

отдельною жизнью зажил — своим счастьем, тоской,

как всё, что согрето искусной и умной рукой…

Так краток, пределен и так удивительно прост

наш путь от рожденья до смерти, от солнца до звёзд…

И счастье немногим — прошедшим сквозь вечный покой

твореньем бессмертным, а может быть, просто

                                         строкой!

* * *

Вы, забежав вперед, не стали ближе!..

Я улыбнулась?.. Вы тут не при чём!..

Пустой вопрос: «Когда я вас увижу?»

лишь краем оцарапал мне плечо.

Но отдавая дань словесной моде,

отвечу не всерьёз и не шутя:

— А это, друг ненужный, по погоде!

Увидимся на краешке дождя!..

…Лукавит дождик — ласковая сводня,

на мокрые полоски делит сквер…

Что это значит? Встретимся сегодня?

А может, после дождика в четверг!..

* * *

С рожденья бесхозные псы,

на свалках царящие вольно,

нет лужи — полижут росы

и малостью этой довольны.

Хозяина нет — не беда,

любому хвостом повиляют.

Нет друга — не будет вреда,

ведь кто не имел — не теряет.

Такого хоть Шарик, хоть Рекс

окликни — несётся покорно…

Ах, этот помоечный плебс,

взращённый в почтении к корму!

Но ближе мне в тысячу раз

не те, что ветшают в безболье,

а те, что за ласку на час

на лапы давить не позволят,

что верно хранят имена,

пройдя сквозь фавор и измену,

и стойко — во все времена —

не ищут хозяевам смену.

Их можно поймать, привязать,

заставить взбеситься со скуки,

но их не заставишь лизать

чужие, случайные руки…

* * *

Опять крылом взметнулся парус,

опять все сказаны слова,

и вымпела веселый гарус

опять ласкает синева…

Отжатый линией прибоя,

ты даже в мыслях не со мной:

азартно ждёшь начала боя,

а я прошу быть лёгким бой!..

Я постою ещё немного

и посмотрю на хрупкий след —

твоя любовь, твоя дорога,

а мне туда дороги нет!

Мы в духе времени, ты видишь,

но всё же чуть тревожно мне:

твои дела — дела твои лишь.

Мои дела — мои вполне…

Мне не смешно, но рот смеётся —

в дороге горечь не нужна,

и я желаю, как ведётся,

семь футов под килём до дна!

Тебе гадает ветер свежий,

как в сказке о Златом Руне…

Да поведёт тебя надежда!

…А что ты пожелаешь мне?..

* * *

Не толкуй мне о причинах:

было то, мол, стало — это!..

Брось, разгладь на лбу морщины —

я сама найду ответы.

Просто два ручья не слились —

расплескались у излуки…

Просто мы поторопились

протянуть друг другу руки…

ЖЕМЧУЖНАЯ ЛЕГЕНДА

Уронила луна слезу,

на небесном катясь возу,

в полнолуние.

Подобрал ту слезу рыбак,

только в доме его и так

слёз достаточно.

Бросил в море — волна в накат:

— Не хочу день и ночь подряд

я слезу точить!

Собрался весь морской народ

и решили в подводный грот

слёзку выбросить.

Лишь моллюск, не страшась грозы,

в нежных створках овал слезы

приголубливал.

И пока шумел сыр да бор,

и пока гудел приговор —

хлопнул створками…

С той поры голубым ключом

отпирает луна их дом

в полнолуние…

* * *

Фальшивя, будто ржавая струна,

мне говорил: «Не слишком ты нужна!

Подумаешь, награда из наград!»

Я улыбалась — зелен виноград!

Слова–колючки и влюблённый взгляд!..

Сказал бы, что ты сам себе не рад.

Но ты молчанья сеял мелкий град,

и я молчала — зелен виноград.

И вдруг — ушла. Да так легко ушла,

не слушая, хвала или хула

толкнет вперёд иль позовёт назад…

Что возвращаться? Зелен виноград…

* * *

Ночь на этой стороне Земли…

Даже днём ночная мгла и сырость…

Наблюдаю в дырочку от сыра

Ночь на этой стороне Земли.

В ночь на этой стороне Земли…

Мыши прогрызают что попало,

А листва свернулась и опала

В ночь на этой стороне Земли.

Далеко за «Орбитом» орбит

Буйство трав и запахов, и звуков…

Может быть, сумеют наши внуки

Улизнуть за «Орбиты» орбит?

Пульс, слабея, катится в нули…

Сыра нет… Но в дырочку от сыра

Тоже видно, как темно и сыро

Жить на этой стороне земли.

ОКТЯБРЬ, 1993

Опять толкают сирых к дележу:

вороне Бог не шлёт — всё это сказки!

Так много в патронташах алой краски,

что я палитру под замком держу.

Унять дрожь рук, хватаясь за древко,

или гвоздём пришпилить руки к древу?

А думалось: так мирно в доме Девы,

из Млечной соски льющей молоко…

…Раскрыли астры острые лучи,

и горек запах осени и тлена…

Потомки ада — жертвы, палачи —

мы прокляты до пятого колена…

* * *

Не полагаю, не сужу,

дискуссий не веду:

я просто Родине служу —

иду на поводу.

Писатель лжет, политик врёт,

в желудке — холодок,

но я терплю, хоть шею трёт

короткий поводок.

Я знаю: рядом — ничего,

а в сторону — ни-ни!