Протяни руку - и возьми - [17]

— А если ей некуда деваться?

— Если уж он так хотел помочь ей, то мог бы просто выделить содержание.

— На мой взгляд это все глупости.

— Это не глупости, Гвен, это серьезные вещи. И ты должна это понимать. Уверен, его опекун сумеет убедить Джека в… неправильности его поступка.

— Каким образом? Ты имеешь в виду, он перестанет снабжать его деньгами? Оставь это, папочка. Ты забыл, что тебе это невыгодно. Как же тогда твои проценты?

Мистер Фербенкс поморщился. Это не приходило ему в голову. Особенно досадно было, что на это обратила внимание Гвен. Он знал, что если уж она и обратит на что-либо внимание, то только для того, чтобы вцепиться в эту тему, как бульдог в ногу грабителя и не разжимать зубов ни в коем случае.

— Но что же тогда делать? — спросил он больше у себя, чем у дочери.

Но она ответила, отправив в рот круглую конфету.

— Я скажу, что тебе надо делать, папочка. Терпеть, только и всего. Либо выбирать, что тебе нужнее: заставить Джека выполнить твое требование или выплатить проценты.

— Да что ты ухватилась за эти проценты! — воскликнул мистер Фербенкс в отчаяньи, — дались тебе эти проценты! Уже полчаса только и твердишь о них. Да, проценты важны для меня. Но не только для меня. Для тебя тоже. Рано или поздно все, что я имею, достанется тебе.

— Или то, чего ты не имеешь, — внесла ясность Гвен.

Мистер Фербенкс посмотрел на нее очень мрачно, но ничего не сказал. Спорить с дочерью было бессмысленно. Для этого следовало запастись изрядной долей терпения и знать такие слова убеждения, о которых он не имел ни малейшего представления.

— Ты допила чай? — спросил он скрипучим голосом.

— Почти. Потерпи немного, папочка. Скоро я уеду, и ты вздохнешь спокойно.

— Я не об этом. Просто уже поздно, твой муж начнет беспокоиться.

— Это вряд ли, — спокойно возразила Гвен, — он беспокоится обо мне столь же трепетно, сколь и я о нем.

— Пусть так, но ты не должна задерживаться и возвращаться домой затемно. На этом настаиваю я. Хотя возможно Джек пришлет за тобой кого-нибудь из слуг.

— Не думаю. Откуда ему знать, где я нахожусь?

— Ты не сказала ему, куда ты поехала? — мистер Фербенкс схватился за голову, — но Гвенни, так поступать нельзя!

— Почему?

— Да потому, что это просто ужасно. Ты являешься его женой, нравится тебе это или нет. И должны же быть какие-то обязанности.

— Например?

— Все, — сдался он, — все, хватит. Поезжай домой, Гвен. Никогда не думал, что доживу до такого.

— Правда? А я помню, что это именно ты выдал меня замуж, — она подошла к нему и поцеловала в щеку как ни в чем не бывало, — поздновато думать о последствиях. До свиданья, папочка.

Гвен помахала ему рукой и вышла за дверь. Мистер Фербенкс только руками развел. Его это удивляет? Давно пора бы привыкнуть к своеобразной манере дочери вести беседу. И знать, что она еще не раз напомнит ему обо всех ошибках, которые ему вздумалось совершить. И даже о тех, на которые он еще не сподобился.

Гвен вернулась в дом мужа, когда уже стемнело. Стягивая с рук перчатки, она намеревалась тихо пройти через холл, чтобы не привлекать излишнего внимания к своему приходу. Но этого ей не удалось сделать.

Распахнулась дверь и в холл вышла Эрнестина.

— Миссис Лестрейдж? — спросила она, — это вы?

— Да, — признала Гвен очевидную вещь.

— Почему так долго? Уже почти десять.

— О, — только и ответила она.

— Я начала волноваться, — сказала Эрнестина.

— А вот это совершенно лишнее, — вмешался подошедший Джек, — она этого не оценит, можешь мне поверить.

— О, не убеждайте меня, что вы так волновались из-за моего отсутствия. Я ведь могу и поверить.

— Хорошо, не буду, — фыркнул Джек, — мне просто интересно. Удовлетвори мое законное любопытство.

— Почему законное?

— Потому что, я — твой муж, как-никак.

— Можете сами придумать любую подходящую причину, — Гвен стала подниматься вверх по лестнице, — какая вам понравится.

— Ну, я не знаю, как с ней разговаривать, — проворчал Джек, поворачиваясь к Эрнестине, — может, ты попробуешь?

— А зачем? — она пожала плечами, — все равно, она ничего не скажет. Просто из упрямства. Чем больше мы будем настаивать, тем сильнее она будет упрямиться. Знаю я такие натуры. Да и потом, зачем вообще нужно это знать?

Он пожал плечами.

— Что ты думаешь с ней делать? — помолчав, спросила женщина.

— Да не знаю я, что с ней делать! Пусть просто живет здесь. И поменьше портит мне нервы, если это возможно. Я не хочу быть похожим на ее отца. Видела бы ты его! Бедняга! Совершенно затюкан и замучен. Разговаривает с таким видом, словно переживает, что позабыл спросить у доченьки разрешения раскрыть рот самостоятельно.

Эрнестина фыркнула:

— Ты преувеличиваешь.

— Нисколько. Неудивительно, что он был рад от нее избавиться. Даже таким способом.

— Мне кажется, с ней вполне можно ладить.

— Это верно. Но при одном условии: никогда и ни при каких обстоятельствах не пытайся возражать ей и не говори, что она что-то делает неправильно. Тогда, может быть, она и будет в твоем присутствии милой и очаровательной.

— Потрясающе, — она покачала головой, — сколь маленький срок тебе понадобился, чтобы досконально изучить свою супругу.

— Да я ведь живу здесь, Эрни! И если я мало общаюсь с соседями, это не значит, что у меня нет ушей. Так что, я уже сто раз слышал от окружающих, что у крошки Гвен выйти замуж за кого-нибудь из соседей шансов один на миллион. Нет, ее приглашают в гости и все такое, но никто не хочет иметь подобное сокровище в невестках или в женах.