Противостояние - [16]

скольких убили, скольких замучили, изнасиловали, повесили, расстреляли…

— Вам что, молодая пани? — натянул улыбку, чуть не поклонившись.

Гад! — чуть не крикнула ему в лицо, но сдержалась. Процедила:

— Мне Пантелея Леонидовича.

— Зачем он вам, милая пани.

— "Розы мороз побил, а у него, мне сказали, парой луковиц разжиться можно".

Мужчина потерял улыбку, взгляд стал серьезным, острым.

— "Есть две, верно вам сказали", — протянул, оглядывая улицу.

И схватив Лену, втянул внутрь, хлопнул дверью.

Провел, подталкивая в комнату, толкнул в кресло в углу и, уставился недобро,

нависнув:

— Вот что, девушка, вы бы лицо сменили и взгляд. Они у вас как табличка —

комсомолка, партизанка.

— А я и есть комсомолка.

— Поздравляю, — бросил зло. — Какой идиот вас ко мне прислал?

— Банга.

Мужчина глянул на нее, как лопатой по голове дал и отошел к столу, налил из

графина воды в стакан, выпил:

— Ясно. Опытней и старше никого не было?

Лена молчала

— Ясно. С чем пожаловали?

Молчит.

Пантелей погнал бы ее, да что-то мешало. Стул подвинул, сел напротив,

вглядываясь в детское лицо и совершенно недетские в скорби глаза.

— Голодная? — спросил.

— Нет, — опустила голову.

Вот оно как бывает, оказывается. Ставишь цель и идешь к ней, а как пришел,

начинаешь понимать, что цена дороги слишком высока.

— Я… ушла, — сказала глухо, в пол. Мужчина нахмурился, соображая, о чем она.

— От немцев? У вас нет аусвайса?

— Нет… Вернее, нет… Женщину забрали, а я ушла, — посмотрела на него,

винясь. И поняла — зря сказала. Лицо потерла, отгоняя наваждение — не лишнее, но

для мужчины ненужное. — Вы, правда, знаете Артура Артуровича?

Пантелей вздохнул: всяких разведчиков видел, но таких, чтобы прямиком из

детского сада — нет.

— Меня удивляет, откуда вы его знаете.

— Он мой дядя.

— Ах!… - и подбородок потер в раздумьях: худо дело. — Вы только больше

никому об этом не говорите, хорошо?

И Лена поняла, что сболтнула лишнее.

— Да. Больше не повторится.

— Угу? Вернемся к вашему вопросу, что вы хотели.

— Радиоприемник.

— И только? — выгнул брови. — Вы решительно удивляете меня, пани. Почему не

граммофон?

Вот и еще один человек принимает ее за ребенка. Может, стоит задуматься?

Или не стоит голову забивать, хватает.

— Нужно знать новости, нужно чтобы люди о них знали.

— Ах!…

И помолчал, поглядывая на девушку уже совсем иначе.

— Это дело, — протянул. — Н-да-с… Так что, говорите, аусвайса у вас нет?

— Нет.

— Нуу, тогда вам стоит остаться у меня, только не выходить из комнаты, —

выставил палец. — И никому не открывать. Вас нет, понимаете?

Лена кивнула.

— А завтра, к утру у вас будет аусвайс.

Девушка выставила пятерню. Сначала три попросить хотела, но подумала, чем больше,

тем лучше.

— Пять? — не поверил мужчина. — Шутите, пани? Зачем вам столько.

— Не мне. Два на меня, четыре на мужчин.

— Это будет шесть.

— Шесть, — заверила.

— И?…

— Очень надо.

Пантелей задумался: бис его знает, зачем девочке столько документов, но Банга

человек не простой, то и племянница его, будь даже она племянницей по легенде,

непроста. А не играет ли девочка? Очень даже натурально у нее получается этакую

трогательную сиротку изображать, странную, но весьма очаровательно. Вот только

взгляд…

— Н-да, а на счет взгляда и лица, — указал на ее физиономию пальцем.

— Я поняла, — заставила себя улыбнуться. Получилось дурно, Пантелея

передернуло. — Ясно, да-с.

Огляделся и пошел в другую комнату, поманил девушку за собой.

— Тренируйтесь, — указал на зеркало, что висело на стене.

— Мне некогда… Мне еще нужны данные по расписанию составов, местонахождению

арсеналов, казарм.

Мужчина голову клонил слушая ее, и вот замер.

— Ааа?… И только?

Ей показалось, он дурачится или ее дурачит:

— Я серьезно.

Мужчина выпрямился и вздохнул в сотый раз.

— Хорошо, — ответил вполне серьезным тоном. — Тогда мне придется уйти. А вы

пока тренируйтесь. Искренне советую, — вышел и вновь вернулся, выглянул из-за

двери. — Вы помните?…

— Меня нет, — заверила.

Можно ли надеется на девочку, Пантелей сомневался. Ребенок он и есть ребенок. Но

с другой стороны, именно дети сейчас наиболее пронырливая и незаметная боевая

единица.

Он надел пальто и вышел. Запер дверь на ключ.

Лена смотрела на себя, а видела чучело. Нечто страшное с серой кожей и кругами

под глазами, с бледными губами и заостренным носом. Она?

Девушка медленно развязала платок и стянула его. Короткие волосы, едва до плеч,

совершенно изменили ее, сделав с одной стороны взрослой, с другой — чужой.

Что ж, не в том суть. Друг дяди прав — сейчас она разведчица и должна уметь

подстраиваться, иметь сотню масок на лицо на все случаи жизни.

Дурочка? Кокетка? Комсомолка? Святая наивность? Пламенная страсть?…

Ничего не получалось, лицо, словно закаменело, взгляд законсервировался. Так не

пойдет, — поняла. Надо представить что-то хорошее… День рождения Нади,

например. Они с Игорем танцевали вальс и смеялись, а Лена кружила с медвежонком.

Потом объелась варенья и застала своих родных целующимися в темноте на кухне…

Девушка посмотрела на себя и заметила легкую, мечтательную улыбку на губах:

улетела? Сколько они вместе, а любят друг друга по-настоящему сколько она их

знает. Она не завидовала, она была уверена, когда-нибудь тоже полюбит, и любовь