Против течения. Десять лет в КГБ - [29]

После смерти Сталина в 1953 году советская тайная полиция была реорганизована и переименована в КГБ. Во время кампании так называемой десталинизации Никита Хрущев старался внушить советскому народу, что чистки были всего лишь следствием злобного характера Сталина и делом рук горстки его марионеток, работавших в рядах советской тайной полиции. Согласно Хрущеву, партия не имела никакого отношения к ужасу чисток и большинство членов партии вообще не знали о зверствах, творимых Сталиным и верными ему чекистами. Но Хрущев лгал. ЧК всегда была орудием партии, послушным инструментом в руках партийной олигархии. То же справедливо и относительно наследника ЧК — КГБ. Никто из серьезных людей ни на минуту не поверил хрущевским заявлениям.

Первое главное управление КГБ расположено далеко от центра Москвы — в пригородном районе Ясенево, в элегантно спроектированном комплексе зданий, похожем на штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли.

Я стал курсантом школы внешней разведки КГБ. Школа эта размещалась в четырехэтажном кирпичном здании в лесном массиве под Москвой, недалеко от Юрлово. Вокруг школы постоянно патрулировали офицеры КГБ в штатском. Ночью — с собаками. Вокруг высился двухметровый забор, заканчивающийся колючей проволокой. Нам порой казалось, что мы не столько в школе, сколько в тщательно охраняемой тюрьме. Инструкторы наши прибегали ко всяческим мелким трюкам, дабы внушить нам максимально серьезное отношение к изучаемым дисциплинам. Нам, к примеру, запрещалось пользоваться своими подлинными именами. Мы знали своих соучеников, но нам было известно, что каждый из нас по окончании школы растворится в безвестности — мы не забудем облика друг друга, но прочих данных знать не будем. В той школе я был известен под фамилией Ливенко.

Режим был жестким. День начинался в 8 утра с интенсивной зарядки, занятия в классах кончались в 6 часов вечера, но учеба бывало затягивалась до позднего вечера. Учебный курс был рассчитан на год. Я занимался с полной отдачей сил, целиком погрузившись в изучение шпионского дела.

Надо было овладеть многим. Нас обучали искусству слежки и умению уходить от нее, учили обращению со всяким электронным оборудованием, тому, как осуществлять операции „влияния”. Из лекции в лекцию нам приходилось убеждаться в том, что деятельность, связанная со сбором разведывательной информации, всегда тяжела и рискованна. Нам говорили, что жизнь наша будет напряженной, что опасность будет вечно подстерегать нас. Все инструкторы подчеркивали, что мы обязаны полностью овладеть своим „ремеслом”, поскольку, оказавшись с заданием за границей, мы уже не будем иметь времени для тренировок. Они не уставали повторять, что ряд навыков должен быть освоен до полного автоматизма, тогда как некоторые другие аспекты шпионского дела требуют природных талантов. К примеру, большинство людей могут научиться тому, как вести слежку, тогда как значительно труднее овладеть умением вербовать агентуру. Позже мне, к собственному удивлению, довелось обнаружить, что к вербовке у меня особый талант, и я несколько лет занимался этим в Японии.

Нам читали лекции о наиболее значительных зарубежных разведывательных и контрразведывательных организациях и методах их работы. Инструктор, читавший нам эти лекции, подполковник Халтуев, говорил о высоком уровне профессионализма ЦРУ, британской разведывательной службы МИ-6, французской и немецкой разведок. Подробно говорил он также о мастерстве и дотошности таких контрразведывательных служб, как американское Федеральное бюро расследований, английская МИ-5, службы Западной Германии и Франции, которые хотя и не в силах парализовать деятельность КГБ, все же могут быть вполне эффективны в деле разоблачения агентов КГБ и ГРУ в своих странах.

На лекции, посвященной Японии и прочитанной одним из высоких чинов КГБ, мне впервые открылось, почему Япония так важна в качестве базы для разведывательной деятельности и почему она играет столь особую роль в сборе секретной информации политического, военного и технологического характера. В других странах свободного мира службы контрразведки преуспели в аресте и высылке множества советских граждан, уличенных в сборе научной и технологической информации. Особенно большое число их было выслано из США, Великобритании, Франции и Италии, тогда как японская контрразведка очень слаба.

Как указал лектор: „Советский Союз может сконцентрировать интенсивные усилия на Японии, и при этом мы не должны ограничиваться лишь сбором научной или технологической информации. Мы можем использовать Японию как базу для получения всего, что нам нужно. Мы можем добывать огромное количество информации политического, экономического и военного значения, причем информации, касающейся не только Японии, но и сведения о США, Южной Корее, КНР”.

После нескольких месяцев лекционных занятий наступило время перебраться в Москву для практики. Нас расквартировали в большом особняке на одной из улиц возле Зубовской площади. Извне он выглядел, как большинство слегка запущенных старых особняков, некогда принадлежавших былой аристократии. Внутри же он был копией резидентуры КГБ за границей. Поскольку функции резидентур, в какой бы части света они ни были, одинаковы, планировка офисов в них тоже стандартная, а посему можно было вообразить, что ты не в Москве, а в столице любой другой страны.