Против течения. Десять лет в КГБ - [16]

— Шевелитесь. Бегайте. Делайте гимнастику, всякие упражнения. — Однако, увидев, как вывернуло одного из пассажиров, он почувствовал себя плохо. — Меня обманули, — сказал он, придя в себя. — Мне никогда не говорили, что морская болезнь заразна.

К сожалению, в следующем космическом полете Комаров погиб. Аппаратура космического корабля „Союз”, на котором он летел, забарахлила, и корабль сошел с заданной орбиты. Контрольная станция сумела вернуть „Союз” на нужную орбиту, но не сработало устройство, замедляющее падение корабля. Зная, что гибель неизбежна, Комаров, однако, продолжал сообщать контрольной станции на земле ценные данные, и голос его при этом был спокоен. Его до сих пор помнят как героя. Я рад, что познакомился с ним — он был хорошим человеком.

Японцы почемун’о решили поселить нас в Олимпийской деревне, и оказалось, к нашему удивлению, что вся территория этой деревни окружена забором из колючей проволоки. Ворота запирались с 11 вечера до 8 утра. КГБ эта ситуация была по душе, так как облегчала контрразведчикам, замаскированным под членов комсомольской делегации, вести наблюдение за своими согражданами — обычными делегатами. Однако большинству из нас эти ограничения были весьма огорчительны.

В конце концов я решил что-то предпринять. Однажды, когда группа делегатов завела речь о жизни в Японии, я упомянул об огромном рыбном рынке в Цукидзи.

— Он самый большой в мире, — сказал я с видом знатока.

— Если ты столько знаешь о нем, устрой, чтобы и мы его посмотрели, — предложил кто-то.

На самом деле, я никогда этого рынка не видел, однако не хотел признаваться в этом.

Я знал, что если хочешь действительно посмотреть, как там и что на этом рынке, надо быть в Цукидзи не позже полшестого утра. При нашей делегации был шофер Морозов — девятнадцати летний парень, сын русского эмигранта, говоривший и по-русски и по-японски. Я условился с ним, что в 5 часов утра он будет ждать нас с машиной возле Олимпийской деревни. Тем утром, выскользнув из наших комнат, мы перелезли через забор и погрузились в машину. Фактически нашим гидом на рыбном рынке был Морозов, но все были так поглощены глазением по сторонам, что никто не обратил на это внимания.

Представьте себе рыночную площадь — тысячи квадратных метров, — всю под крышей, и улов — тысячи тонн рыбы, от крохотной сельди до гигантских тунцов. Все вокруг предельно чисто, как в операционной, все отлично организовано, работа так и кипит. За каких-нибудь полчаса рабочие разгружают сейнеры, и вот улов уже на рынке, где он продается оптом и в розницу. Никто из нас, посетивших тогда рынок в Цукидзи, ни на минуту не пожалел, что пошел на этот риск. День или два спустя после того мы отправились на озеро Яманака — одно из самых красивых мест на земле, — где у нас состоялась серия встреч с сотнями представителей японской молодежи. Разница между советскими и японскими делегатами была разительной. Всех нас, включая и меня, Международный отдел проинструктировал относительно того, как использовать такие встречи для пропагандистских заявлений и политических выступлений. Мы прославляли политику своего правительства и деяния нашей компартии, норовя убедить собеседников, что весь советский народ поддерживает эту политику и эти деяния. В то же время мы осуждали американское присутствие в Японии и вообще поносили американский милитаризм.

Японские же делегаты были совершенно искренни с нами — рассказывали о своих проблемах, о личных делах, о работе и учебе, о своих надеждах и мечтах. И более всего их заботили поиски путей к миру.

Между тем я встретился с представителями Гэнсуйкин, Гэнсуйке и Общества японско советской дружбы, чтобы заполучить у них информацию для Международного отдела. Позже, в Москве, мои докладные записки заслужили похвалу.

Один человек недавно спросил меня: „Стас, по тебе почти сразу видно, что ты нонконформист, даже в душе ты — мятежник. Как же тебе удавалось все эти годы делать карьеру?”

Я и сам частенько задавал себе этот вопрос и должен сказать, что простого и однозначного ответа на него не существует. Это верно, что я вечно, все подвергал сомнению и зачастую приходил к выводам, противоположным тем, что всем нам втолковывали. Но более существенным было то, что я был молод, честолюбив и жаждал сделать карьеру. А кроме того, я в то время искренне верил, что занимаюсь правильным делом, правильным и необходимым для блага моей страны. Веря в это, я прилагал все усилия к тому, чтобы в совершенстве овладеть своим делом, которое состояло в том, чтобы выискивать подходящих иностранцев и склонять их к принятию советской точки зрения. С течением времени я становился все изощреннее, все опытней в своем деле.

А потом мне подсунули „наживку” — Международный отдел сообщил, что мне пора перейти из Комитета защиты мира в Советский комитет солидарности стран Азии и Африки. Внешне это выглядело, как продвижение по службе. В сущности же это был замаскированный перевод в Международный отдел ЦК. Так я оказался в зоне действия обратного прибойного потока, который в конце концов захватил меня и увлек в воды КГБ.