Против течения. Десять лет в КГБ - [15]

— Теперь, Станислав, начал Коваленко неофициальным тоном, весьма удивившим меня, — твоя миссия в том, чтобы быть переводчиком при делегации. Кроме того, ты будешь встречаться с активистами японского движения за мир, прежде всего из Гэнсуйкин, и выкачивать из них информацию об их планах и политической платформе.

Такого рода инструкций я, конечно, ожидал, но то, что последовало за ними, было для меня полной неожиданностью. Коваленко заговорил о председателе Московского совета профсоюзов и был при этом откровенен до грубости. У меня создалось впечатление, что неофициальность этого разговора была способом, которым Коваленко исподволь посвящал меня в подноготную „святая святых” японского сектора, а то, может, и всего Международного отдела.

— Не обращай внимания на этого дурака председателя, — выпалил Коваленко. — Он действительно полный дурак. Выполняй его распоряжения только во время переговоров с японскими представителями, в прочее время игнорируй его. Твоя задача — работать на Международный отдел.

В апреле 1967 года делегация Московского совета профсоюзов вылетела в Хабаровск, там мы сели на поезд, направлявшийся в порт Находка, где поднялись на борт пассажирского парохода „Дзержинский” и поплыли в Иокогаму. Первое, что я увидел в Японии с борта нашего парохода, была гавань — гигантские супертанкеры, грузовые суда, громадные, покрашенные в белый цвет резервуары для нефтепродуктов, а также высоченные заводские трубы. Наконец-то я в Японии. Нервничал я просто ужасно.

Нашу делегацию разместили в токийском отеле „Таканава-принс”, и я глазел по сторонам с несказанным интересом. Особенно восхищало меня соседство прекрасных современных зданий со старыми традиционного типа домами. При виде буддистских храмов, синтоистских святынь и прекрасных японских садов мне сперва все казалось, что я очутился в каком-то нереальном мире. Аккуратность во всем и чистота были поразительны — в одежде японцев, на улице, в магазинах. Но Токио ошеломляюще перенаселенный город, и в часы пик от бесчисленных толп на улицах голова у меня шла кругом. Как это возможно, чтобы такое количество людей топталось на одном пятачке? И в то же время японцы были уверены в себе, вели себя непринужденно, на лицах у всех были улыбки — не то что на раздраженных и озабоченных лицах москвичей в часы пик. Поразило меня и уличное движение: никогда в жизни я не видел такого числа машин — они неслись так быстро и по столь узким улицам, что казалось чудом, что они не сталкиваются.

Из всего, с чем я намеревался ознакомиться, прежде всего стояла японская кухня. Я помню, как, впервые узнав, что японцы едят сырую рыбу, испытал чувство брезгливости. Но надо было так или иначе отведать ее, и я отправился в ресторанчик, где подавали суси и сасими. С тех пор я стал приверженцем японской кухни.

Каждый день мне приходилось тратить два-три часа на встречи с представителями Гэнсуйкин и Гэнсуйкё, чтобы собирать информацию о различных фракциях пацифистского движения. Вражда между этими двумя организациями все углублялась, и представители их то и дело направляли стопы свои в Москву, ища там поддержки и благоволения. Одна из моих задач в Токио состояла в том, чтобы разобраться на месте и сообщить в Москву, какой группе и в каком именно вопросе надлежит оказать поддержку.

Несколько человек из организации „Жертвы Хиросимы” специально приехали в Токио для встречи со мной. Мы провели вечер в отличном ресторане, обсуждая дела их организации и взаимоотношения ее с другими пацифистскими группами. Конечно, это была деловая встреча, но при всем том я чувствовал, что они приехали из такой дали еще и для того, чтобы лично повидаться со мной.

В Японии мы пробыли всего десять дней и уезжать оттуда мне было решительно неохота. Информация, накопленная мною, была столь обильна, что мне потребовалось целых три дня, чтобы уместить ее в рапорт, который я вручил лично Коваленко.

— Отлично, — сказал он. — Нам кажется, что твоя поездка была успешной, и мы думаем включить тебя в качестве консультанта в делегацию комсомола, которая едет в Японию в июле.

Конечно, я был счастлив. Делегации комсомола всегда отлично принимают во всех концах света. Во время десятидневного пребывания в Японии я был так занят, что мне фактически было не до осмотра достопримечательностей. И все же какой-то частью души я уже прикипел к этой стране. Так что еще одна возможность посетить ее была вроде дара небес.

Итак, в начале июля 1967 года я оказался в составе группы деятелей комсомола. Эта группа должна была принять участие в фестивале японской молодежи на берегу озера Яманака. Делегация в основном состояла из секретарей районных и областных комитетов комсомола, однако входили в нее и функционеры меньшего ранга, а также несколько тщательно отобранных рабочих. Кроме того, для показухи в делегацию включили спортсменов, певцов, танцоров и прочих знаменитостей. Среди последних оказался и Владимир Комаров — космонавт, из числа самых незаурядных. На второй или третий день плавания нас прихватил шторм и практически всех свалила морская болезнь. Комаров, человек отлично тренированный и к тому же побывавший в космосе, посоветовал нам: