Против культуры - [6]
У актуальной, деятельной революционной силы есть единственный способ выжить в ситуации информационного террора — быть более жестокой, более беспощадной, более аморальной, более агрессивной, более разрушительной, чем официоз. Атомной бомбе информационного мэйнстрима надо противопоставить выведенную в пробирке чуму простых, разрушительных, антиобщественных ценностей. Это тотальная война, и в тотальный войне нет недозволенного — погибает тот, кто стесняется идти до конца.
Но если мы, контр-культура, перенимаем ценности и приемы террористов от официоза — то кто отличит нас от мэйнстрима? И будет ли разница? Контр-культура должна балансировать на тонкой грани между ассимиляцией и растворением в культуре — и пуризмом методов, приводящем к сектантству и отрыву от реальности. Мы должны быть бесхитростны как дети (ассимилировать без рефлексии все самое вредное, разрушительное и антиобщественное, что есть в официозной культуре — только так можно культуру разрушить и уничтожить) — и мудры, как змеи, чтобы острой как алмаз рефлексией отделять общественное от антиобщественного, культуру от контр-культуры, официоз спама от спонтанного зарождения революционных образов в коллективном подсознании нашей расы.
4. Контр-культура
Контр-культура противопоставляет себя культуре. В этом и состоит определение контр-культуры. Контр-культура пользуется рефлексией, языком культуры, и уже это делает ее частью культуры — но интроспективная (вовнутрь) ориентация культуры (ориентация на "литературный процесс", культурный эстаблишмент или хит-парады) в контр-культуре заменяется на ориентацию вовне, ориентацию на разрушение здания культуры во имя той или иной внекультурной (политической, онтологической, экзистенциальной) системы ценностей. Контр-культура есть анти-система — часть системы, зеркальный двойник, спрятанный в сердце — чьей целью является уничтожение здания системы. Для этого необходимы внешние, экстракультуральные ориентиры. Футуристы, сюрреалисты и ситуационисты в культурном строительстве ориентировались на политику. Но к после 1968 года стало очевидно, что организованная политика, даже и самая радикальная, вплоть до партий анархистов и фашистов, является частью организации спектакля, выставкой в зоопарке в вольере с надписью «экстремисты». Политика стала частью культуры спектакля — "следующая революция будет транслироваться в прямом эфире", гласило известное предсказание 1960-х. Революция стала одним из зрелищ, и ориентация на революцию в искусстве не выводит художника из культуры мэйнстрима. Именно поэтому основным ориентиром контр-культуры 1980-х был трэш — внекультурное, причудливое явление — искусство на грани жульничества и попрошайничества — творения «артистов», лишенных рефлексии, не видящих контекста, едва-едва умеющих читать и писать. Их чудовищные, безграмотные и нелепые тексты (фильмы, картины, песни…) и сейчас звучат чище, актуальнее и свежее, чем любой Антониони, Окуджава и Набоков — штрейкбрехеры от официоза.
Спам — это когда означающее доминирует означаемое, когда рефлексия подменяет собой конкретику, содержание, телесный низ текста. Спам это зеленые, ненавистные, отравленные доллары с масонскими знаками и мордами американских президентов. Спам это культура. Чтобы разрушить культуру, надо разрушить спам — требуется тотальный пересмотр отношений между означаемый и означающим. Контр-культура нуждается в новой модели искусства, модели, основанной на конкретике и телесном низе. Искусстве, не запятнаном отношениями с культурным текстом и присущем этим отношениям съедающей душу, разъедающей художественную ткань ложной рефлексии. Контр-культура нуждается в трэш-культуре.
Кто-то думает, что контекст культуры, ее ценности заданы сами по себе, потому что других не могло быть. Что "разумное, доброе, вечное" Пушкиных и Некрасовых от начала времен — это нечто абсолютное. На самом деле, любой культурный абсолют является производным от своего контекста, а контекст этот — спонтанно зародившаяся аморфная идея, способная к самораспространению, форма жизни, по сути тот же спам. Назовите это культура, назовите это система, назовите это статус-кво — все это имена для одного и того же организма, паразитирующего на теле человека, на телесности. Абсолют — это спам. Хороший вкус — это спам.
5. Трэш и самиздат панка
Чтобы понять про контр-культуру, надо говорить о самиздате. На Западе есть самиздат. Этот самиздат интереснее, богаче и гораздо интеллектуальнее, чем самиздат Советской России. На Западе самиздат называется фэнзин (fanzine), или 'зин ('zine). Фэнзин — это самиздатский журнальчик, сделанный чаще всего на ксероксе (хотя бывают рукописные, отпечатанные на машинке и даже типографские выпуски). Традиция фэнзина зародилась еще до ксерокса — в эпоху штурма и натиска трэшевой научной фантастики. Начало этой традиции, видимо, связано с патриархом жанра, чудовищным, безвкусным, нелепым и гениальным Х. Ф. Лавкрафтом. Лавкрафт — человек с почти интернетовским объемом переписки (несколько десятков томов писем за одни только 30-е годы!) — был центром небольшого кружка друзей по переписке — в основном подростков, начинающих писателей и фантазеров. Одним из частых корреспондентов Лавкрафта был впоследствии знаменитый Генри Каттнер, тогда подросток 14 лет. В 1927-37 Лавкрафт разработал (или придал гласности — здесь мнения расходятся) оригинальнейшую оккультную систему, и умер в безвестности. После его смерти, ученик Лавкрафта Август Дерлет основал издательство Архам Хауз, издававшее (практически, на некоммерческой основе) ранее неизданные и малоизвестные тексты Лавкрафта и его учеников. Образовался мифологический канон, доступный (и интересный) не больше, чем сотне-другой активных читателей. Трудно утверждать это с определенностью, но видимо, первые 'зины, появились именно в этой среде. Уже к 1950-м самиздат распространился на более широкую субкультуру почитателей трэшевой сайнс-фикшн (научной фантастики). Выходили десятки машинописных журналов научно-фантастической и пара-оккультной направленности. В момент окончательного слияния с мэйнстримом культуры (середина и конец 1960-х) умерли и научно-фантастические 'зины. Определенное количество психоделических фэнзинов выходило в эпоху хиппи (конец 1960-х), но популярности они не получили. В годы разгона хипповского движения (начавшегося с бойни в Чикаго, и дела Мэнсона, и закончившегося массовыми арестами ведущих интеллектуалов и активистов в 1971-73), психоделический самиздат благополучно прекратился.
Миша Вербицкий – математик, автор монографии и более 30 научных статей.В этой книге он в образных и емких выражениях обличает античеловеческую сущность копирайта и интеллектуальной собственности.«У русских имеется испытанный десятилетиями способ борьбы с копирайтом, культурной оккупацией и тупым свинством разжиревших бюрократов. Как только то или иное произведение изымается из обращения на основе нарушения „копирайтов“, вступает в действие самиздат – запрещенный текст копируется из рук в руки, пока он не станет доступен каждому, в ком жив патриотизм и свобода.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.