ПРЕДИСЛОВИЕ
Казнь воровства
Концепция «автора» появилась вместе с наступлением «буржуазной антропологии». Вместо человека как маски (персоны) появился человек–индивидуум, человек–атом. До этого, меняя имя, человек менял себя. А еще чаще он выступал как проявление более общего начала, связанного с антропологической стихией метафизической идеи. Например, крестьянин он и есть крестьянин... Имя он обретал в Церкви, как крещенный крестьянин, профессия его определялась традициями, жизнь – обрядами и инстинктами, и мир был чудесным, полным неожиданностей, золотой крови, ядовитых трав, угловатых бровей и полных лун.
Рыцарь он и был рыцарем, вспарывал животы и украшал доспехи перьями и дамскими перчатками, а изнутри била общая воля, великая страсть, сладостный мрак действия... И как его звали, было все равно... Все, что он совершал, совершало нечто иное, нежели он... Средневековье понятно только из тамплиерского «Non nobis, Domine, non nobis...» Об этом все сказано. Человека как такого нет, есть человеческое, и его содержание есть самопреодоление.
Творчества нет, есть открытость внутренним ветрам и ярость к внешним преградам. И творец есть медиатор стихий. Либо медиатор стихий, либо полное дерьмо. Но стихии не принадлежат никому. Только тот вор, кто объявляет собственность на работу стихий. Он вор заведомо, и ему следует отрубать руку – пусть не по локоть, только пальцы. Все держатели копирайта – воры. Труд есть стихия всеобщего братства. Война ли, разрушающая вещи, мир ли, вещи созидающий – это дело всех. У каждого есть только одно – трудись и ликуй, пока вращается колесо бытия... Все принадлежит всем. Не когда–то потом – здесь и сейчас. Иначе никогда и не было. Отдай немедленно свою ложку... Она носит на себе знак абсолютного ужаса. «Твое» и «мое» не существует. У кражи нет юридического обоснования, и наоборот, если кража ложится в основу закона, то такой закон – закон воров.
Антикопирайт Миши Вербицкого обаятелен своей доказательностью и умеренностью тона. Вербицкий подкупает тем, что молнии вибрирующей онтологии выдает обстоятельно и развернуто, имитируя аргументированность и насыщая информацией. Так начинается буря... Легкая серость края небес, первая нервозность волн...
Те, кто придумали копирайт, соблюдают его, защищают его, стоят на страже малиновой смерти, расфасованной по брикетам отпущенного нам существования. Это не фокус зла, но внимание к любой точке шкуры зла делает ее фокусом. Самое ли это уязвимое место? Не берусь выносить суждения. Меня радует сам вектор... Даже если это не самое главное и не самое эффективное, каждый, кто встает на нашу сторону, учится наносить удары и сохранять вертикальное положение среди руин, достоин максимального уважения.
Наша задача взять буржуазию в клещи – и справа (традиционализм) и слева (социализм–анархизм). Какая разница – почему, собственно, буржуа должен умереть? Здесь мы начнем бессмысленные споры. А в том, что он должен умереть, мы согласны. Конечно, лучше сделать еще один шаг и утвердить за пределом негации, новую блистательную аффирмацию – где повенчаются не догмы, но интуиции... Но это – цель. Ни сушей, не морем, однако...
Антикопирайт Вербицкого это cri de guerre очень интересного явления – в современной России, оказывается, есть те, кто способен прочесть и применить к актуальности гошистский импульс. Уже на родине гошизма полный штиль, а кто–то в Москве – помнит, понимает, мыслит... Вербицкий – настоящий современный российский левый. Они могут быть только такими, все остальные издания будут недоразумением. Как и Хаким–бей Вербицкий свидетельствует – «левое подошло к теме онтологии и традиционализма, впереди система тонких слияний». Это чувствуется в «Антикопирайте», хотя напрямую и эксплицитно это не развито. Так еще интереснее – у свободной экзегетической работы остается достаточная полоса свободы.
Вы не сможете квалифицировать книжку Вербицкого и не измениться. Поэтому вы насупитесь, начнете неуклюже шутить, дрожь пробежит по щеке, губы слегка скривятся. Поэтому вы не станете ее читать. Читать ее, действительно, без толку, если вы не умеете стрелять из рогатки.
