Просветленные не берут кредитов - [64]

– Время, – прошептал монах.

Я проспал всего пару часов и поэтому ощущал себя одеревеневшим, недавняя легкость исчезла без следа. Двигался с трудом, как очнувшийся после зимней спячки медведь, а веки тянуло вниз с неимоверной силой.

– Нас караулят снаружи, – сказал брат Пон, когда я все же сумел подняться. – Поэтому уйти просто так не выйдет.

У меня мелькнула дикая мысль, что мы станем прорываться с боем.

– В качестве удачи мы оставим им вот это, – монах показал мне две вырезанные из дерева фигурки, над которыми он корпел большую часть дня: сидящие в позе лотоса лысые человечки, один напоминает моего наставника, другой – меня.

– Ну а сами незаметно выскользнем, – добавил брат Пон. – Бесшумно, бесследно. Ты на подобное не способен…

Обида кольнула подобно острому ножу.

– В обычном состоянии, – продолжил он. – А вот в состоянии Пустоты… Действуй. Чтобы внутри тебя не осталось хлама, что грохочет сильнее поезда, никаких глупых мыслей или желаний, а только безмолвие.

Я поскреб подбородок, думая о том, что вряд ли смогу вызвать подобное по заказу!

Неужели нет другого способа?

– Можешь воспринимать это как экзамен, – сказал брат Пон. – Справишься – уйдем. Нет – застрянем тут.

Я глубоко вздохнул, пытаясь отогнать сонливость, а потом уселся прямо на пол.

Надо забыть, что я хочу убраться из этой деревни, выкинуть из сознания все мысли о тех обстоятельствах, в которых я нахожусь, отстраниться от себя, от накатанных дорог сознания…

Поначалу у меня не вышло ничего, я даже не сумел уйти от раздражения.

– Отставь усилия, – посоветовал монах. – Ты же знаешь, что все получается легко. Или не получается вовсе.

Эти слова что-то сдвинули у меня в голове, я будто проснулся окончательно.

Делать все как обычно, но при этом не соотносить действия с собственным «я»?

Что может быть проще?

Граница между мной и окружающим миром растворилась, темнота и само строение, внутри которого мы находились, сделались частью меня, а эмоции словно ушли наружу… я даже вроде ощутил находящихся за стенами людей: один расположился прямо за дверью, другой чуть правее, меж двух хижин.

В этот момент у меня не было ни сомнений, ни тревог, я без слов знал, как нужно действовать.

– Пошли, – сказал брат Пон, и я поднялся.

Восприятие мое как бы растроилось, я существовал одновременно в обычном мире, внутри мягко вращавшегося туннеля из пятнышек-дхарм и осознавал себя обособленным сознанием, из которого все остальное появилось, обращенным на самого себя, вообще не заинтересованным в каких-то периферийных явлениях вроде материальных предметов, меж коих мы двигались.

Спящая деревня, люди в ней, лес и горы вокруг выглядели не более чем полупрозрачной иллюзией, призрачным пейзажем, столь же хрупким, как утренний туман над рекой.

Я струился через него без усилий, свободно, точно поток воды.

Краем глаза заметил парня, что дремал, прислонившись к стене одной из хижин.

В какой-то момент он вздрогнул, открыл глаза и принялся озираться, явно не понимая, что его разбудило, но потом снова заснул. Вторым сторожем оказался пожилой, коренастый мужик, но и он нас проворонил, даже не посмотрел в нашу сторону.

– Люди в первую очередь реагируют на тот шум, что ты носишь внутри себя, – сказал брат Пон, когда последний дом остался позади и мы углубились в заросли. – Только потом обращают внимание на шаги и все прочее.

Я не сразу вспомнил, как именно произвести то телесное движение, что именуется кивком, а когда вспомнил, то решил, что можно обойтись и без него – и так ясно, что я согласен, и ни к чему нарушать внутреннее молчание подобным жестом.

Лес был погружен во мрак, луна еще не взошла, но я шагал за монахом так уверенно, словно видел все как днем. Ветви будто отодвигались, давая дорогу, кочки втягивались, а ямы зарастали прямо перед нами, и тропка вела точно в ту сторону, куда нужно.

Рассвет мы встретили на ногах.

Я к этому времени более-менее вернулся в обычное человеческое состояние, но совершенно не устал. Солнце выползло из-за горизонта, когда мы очутились на очередном перевале, брызнуло в глаза ярким светом, и вскоре стало ясно, что гор впереди нет, только уходящая за горизонт, погруженная в дымку равнина.

Неужели все, теперь только спуск?

А далеко на горизонте угадывается что-то похожее на столбы линии электропередач?

Признаки той самой цивилизации, с которой я давненько не сталкивался.

– Скоро остановимся и поедим, – сказал брат Пон, внимательно разглядывая меня. – Если захочешь о чем-нибудь спросить – спросишь, если нет – то я сильно удивлюсь и решу, что перегнул палку.

Привал устроили у подножия огромного старого баньяна, меж выпирающих из земли корней толщиной с бедро спринтера.

После того как с завтраком оказалось покончено, монах посмотрел на меня, многозначительно задрав брови. Я еще раз поскреб по мысленным сусекам, пытаясь уловить за хвост хоть один стоящий вопрос.

– Так что, мне так теперь и придется остаток жизни проходить в состоянии Пустоты?

– Нет.

– А как же тогда?

– Иначе, – брат Пон пошевелил пальцами, словно выдергивая из воздуха нужные слова. – Опустошение твоего сознания от ложных концепций, цветших там пышным цветом, – необходимый и обязательный этап, но это не значит, что на нем надо остановиться. Вспомни притчу о плоте, которую я тебе рассказывал еще в Тхам Пу. Вспомни фразу одного из древних, что сказал: «Понять пустоту всех ложных воззрений – единственный способ освободиться от них, но если и после этого люди продолжат цепляться за Пустоту, то их можно назвать неисправимыми».