Просветленные не берут кредитов - [59]

– Совершенно верно. Ведь все это… – монах обвел рукой лес, землю, небо, – является частью твоего сознания… не само по себе, а то, как ты его воспринимаешь. Поэтому фокус можно на самом деле перенести в любую точку, необязательно оставаться внутри тела. Этой скучной фиксацией мы обязаны работе ума и мощной энергии привычки.

На привал в этот день мы остановились пораньше, чтобы до темноты набрать хвороста для костра.

– Я-то обойдусь без обогрева, – сказал брат Пон насмешливо. – А вот ты вряд ли. Прошлой ночью я даже проснулся от стука твоих зубов. Иди, собирай ветки, и побольше!

Я топал через лес, высматривая сухие сучья, и не забывал хромать и кривиться набок – обязанности изображать убогого дурачка с меня никто не снял, и даже в горных джунглях можно встретить людей. Сумерки потихоньку густели, тени между деревьев уплотнялись, и я шагал по широкому кругу, чтобы не уходить слишком далеко от выбранной для ночлега полянки.

Ударивший прямо в лицо яркий свет заставил меня зажмуриться, я невольно отступил на шаг. Настроение мертвеца еще не покинуло меня до конца, поэтому я не столько испугался, сколько удивился – что это может быть, бесшумно подкравшийся человек с мощным фонарем или инопланетяне из «Секретных материалов» почтили меня визитом?

Открыв глаза, я обнаружил, что в золотистом сиянии между деревьев парит некто, сидящий на огромном цветке.

Лепестки, их я насчитал восемь, переливались радужным сиянием, а устроившийся на них тип мог похвастаться белым как снег телом, одеждой того же цвета и роскошной короной на голове. Он улыбался мне благосклонно, сжимая в изящной руке небольшое деревянное колесо, словно оторванное от древней телеги.

Будду Вайрочану с дхарма-чакрой я в свое время вырезал из дерева и теперь узнал мгновенно.

Выглядел он точно так, как и положено, вплоть до удлиненных мочек ушей…

Неужели это и вправду бодхисаттва, наделяющий светом прозрения и пожирающий чужие омрачения?

Или галлюцинация?

Пока я стоял в оцепенении, соображая, что именно делать, Вайрочана подплыл ближе. Исходящий от него золотистый свет окутал меня как облако, я ощутил тонкий, сладковатый аромат – жасмин, корица, розовое масло, еще что-то незнакомое, тревожащее.

А в следующий момент он исчез, и лес словно погрузился в глубокую тьму.

Забыв о том, что хотел набрать еще веток, я заторопился к брату Пону.

– Что с тобой? – спросил он, увидев меня. – Встретил тигра? Или одного из асуров?

Голосом я пользоваться не мог, поэтому пришлось рисовать палочкой на земле.

Получилось, конечно, убого, но идею монах ухватил.

– А, тебе явился Вайрочана? – произнес он равнодушно. – Что же, бывает. Немедленно забудь об этом.

Я вытаращился на брата Пона как на сумасшедшего: забыть подобное? как?

– Это абсолютно ничего не значит, – пояснил он. – Это лишь признак, симптом. Показатель того, что твое новое тело готово открыть глаза и действовать самостоятельно. Вспомни гору Меру, что мерещилась тебе год назад… Это совершенно то же самое. Никакой пользы, только искушение считать себя крутым и духовно продвинутым.

Разочарование вонзило в меня острые мелкие зубы: как так, ко мне явился один из пяти великих будд и это не значит ничего, не имеет значения, просто какой-то там «симптом»?

Может быть, брат Пон завидует?

Последней мысли я устыдился и поспешно отогнал ее.

Мы развели костер, и я занялся «движением против потока», вспоминая в обратном порядке события дня. И естественно, тут же наткнулся на встречу с Вайрочаной в вечернем лесу, вновь увидел его прекрасное лицо, ощутил прикосновение того света, что излучало тело будды, ноздри мои затрепетали от запаха огромного цветка.

Я мигом забыл, что именно делаю, погрузился в видение с головой.

Вывел меня из сладостного транса голос брата Пона, произнесшего:

– Вот это как раз то, о чем я говорил.

Я поморщился, с неудовольствием думая, что от наставника ничего не скроешь и что порой это может быть очень неудобно.

С осознаванием во сне у меня по-прежнему ничего не выходило, и это несмотря на все усилия. Я просто не мог уловить тот факт, что не бодрствую, не получалось вспомнить себя внутри сновидения, и на все мои вопросы, что с этим делать, брат Пон отвечал: «Ничего, рано или поздно получится».

Этим утром, проснувшись, я ощутил досаду по поводу того, что опять потерпел неудачу. Хорошо еще, что костер мы устроили как надо, и он тлел до сих пор, давая достаточно тепла.

– С пробуждением, – сказал монах, копавшийся в сумке для пожертвований. – Вставай, пора за дела.

Дела наши начались с трапезы, во время которой мы уничтожили остатки снеди, полученной от Большого Босса.

– Дальше пойдем налегке, – заявил брат Пон с видом на редкость довольным. – Пустые сумы, пустое сознание…

«И пустое брюхо» – очень хотелось добавить мне, но возможности такой у меня не было.

– Но прежде чем отправиться в путь, я научу тебя еще одной полезной вещи. Выбирай дерево.

Я посмотрел на монаха с удивлением – что, еще раз?

– Именно так, – он кивнул. – Воображаемое всегда с тобой, но нужно настоящее.

Я выбрал небольшое растение с коротким, толстым стволом, кудрявыми листьями в полметра длиной, сверху ярко-зелеными и глянцевыми, снизу нежно-салатовыми и с мягким на вид пушком.