Просветленные не берут кредитов - [55]

– Не двигайся, – прошептал брат Пон, но я и не собирался шевелиться.

Страха не было, даже дискомфорта, лишь слабое удивление по поводу того, откуда взялась рептилия.

Змея подползла ближе и замерла, уткнувшись мордой в подошву моей сандалии. Некоторое время провела в неподвижности, точно раздумывая, что делать дальше, а затем двинулась обратно.

– Вот знак того, что ненависть, обитающая в тебе, постепенно сдает позиции, – голос брата Пона окрашивало глубокое удовлетворение.

И в самом деле, раньше всякая живность появлялась рядом со мной исключительно для того, чтобы укусить, оцарапать или хотя бы попытаться испугать лаем или рычанием.

Сейчас же все прошло несколько иначе…

Закончив с «движением против потока», я занялся медитацией на объекте.

Честно говоря, в темном подвале условия для практики у меня были куда лучше, чем во время пути через джунгли. Ничто не отвлекало – ни звуки окружающего мира, ни то, что нужно постоянно отводить от лица лианы или отгонять кусачих насекомых, ни необходимость смотреть под ноги.

Натертая пятка не беспокоила, и не ныли натруженные икры и бедра.

В углу помещения выросло хорошо знакомое мне дерево с пуком листьев на верхушке. Сознание мое понемногу начало двоиться, намекая, что скоро произойдет смена перспективы, но тут сверху долетели голоса, и люк открылся.

Я торопливо спрятал лицо в ладонях, изображая полное отчаяние.

– Завтра умрете! – гаркнули через дыру в потолке, и в этот момент я увидел себя со стороны, как бы «глазами» дерева: нелепое растение почти без ветвей в лохмотьях отслаивающейся коры.

Потом смысл слов ударил словно ракета «земля – земля», и моя концентрация рассеялась.

– И все-таки он соврал, – проговорил брат Пон, едва крышка встала на место.

Я глянул на монаха с удивлением: неужели нас не расстреляют?

– В том смысле, что мы умрем именно завтра, – пояснил он. – Завтра не наступит. Есть только сегодня. Никто не лишается жизни в будущем, всегда в настоящий момент.

Определенная логика в этом была, но не могу сказать, что она меня утешила.

Мысль о том, что через несколько часов меня ждет насильственная гибель, вызвала сначала недоверие, удивление, а потом смутную, тупую тревогу, что засела внутри как огромная заноза.

Попытавшись избавиться от нее, я до конца не преуспел, хотя и почувствовал себя легче.

– Это такая разновидность пытки – сообщить узнику о скорой, неизбежной казни, – сказал брат Пон, наверняка видевший мои терзания. – Оставь это, не иди у них на поводу.

Легко сказать!

А если и вправду завтра нас убьют? Возьмут и расстреляют, трупы зароют…

Это не наивные дикари из племени уа, это настоящие кровожадные подонки!

– Думай о Пустоте, – посоветовал монах. – О тех чудесах, что в ней содержатся. Помни, что Пустота в том числе и плод уничтожения в сознании ложных доктрин, к которым ты не должен быть более привязан… Никто не в силах убить твой поток восприятия, осознания… А что до личности, так ведь ее никогда и не было на самом деле.

Я хмыкнул и пожал плечами.

– А вообще, кто знает, что ждет тебя дальше? – на брата Пона, похоже, напал один из редких приступов болтливости. – Может быть, ты очутишься в объятиях нирваны?

Я поднял руку, показывая, что хочу задать вопрос, и монах кивнул.

– А что такое нирвана? – поинтересовался я. – К чему мы вообще стремимся?

– Это истинная реальность, – сказал монах. – Только описать ее невозможно. Причина такой ситуации банальна – нирвана лишена свойств. Любой разговор о ней не имеет смысла. Попытка описать ее лишь приведет к тому, что в голове у тебя возникнет ложный образ. Да и вообще беседы о подобных вещах имеют результатом лишь то, что ведущий их человек проникается осознанием собственной значимости, представлением о том, что он духовен и развит. Но ведь от обсасывания таких слов, как «просветление», «свобода» или «нирвана», ближе к ним не станешь.

Последняя фраза брата Пона породила во мне глубокое беспокойство и одновременно разочарование.

Завтра превратилось в сегодня несколько быстрее, чем мне хотелось.

Я ухитрился несколько часов поспать, а проснулся с подведенным от страха животом. Попытался успокоиться, но ничего не добился, разве что впал в состояние глухой прострации.

Еще немного… и все. Нет, не может быть!

Но едва я убедил себя, что за нами не придут, как люк открылся и внутрь заглянул тип со шрамами и большим пистолетом.

– Выходите! – скомандовал он, кровожадно улыбаясь. – Время с вами кончать!

Брат Пон заулыбался так, словно его пригласили не на казнь, а к праздничному столу. Я же поднялся с трудом, руки и ноги отказались слушаться, и не сразу вспомнил, что должен изображать дурачка.

Хотя какой в этом смысл? Не помогло же…

Но я привычным уже образом согнулся и полез по лестнице так, словно правая рука у меня действовала хуже левой.

– Будете умирать, – доверительно сообщил шрамолицый, после чего нам завязали глаза.

Я ковылял, спотыкаясь едва не на каждом шагу, но что странно, меня за это не били. Кричали, да, но без особой злости, и прикладом в спину и бока, как раньше, не стучали. Сколько минут мне осталось до смерти? Пять? Десять?

Затем под ногами, к моему удивлению, оказались заскрипевшие деревянные ступеньки. Скрежетнули ржавые дверные петли, и я ощутил запах специй, жареного мяса, горячего риса.